Время зверинца. Говард Джейкобсон
возможно, в том его ошибка. Он сам однажды мне это сказал.
– Что он хотел бы всю жизнь провести в Шеффилде?
– Слова были другие, но смысл примерно тот же.
– Но мне там не о чем больше писать. Я выжал из этого места все, что мог.
– Так уж и все… – Он прокашлялся (крысиные лапки по битому стеклу) и заказал коньяк. – Та же провинциальная жизнь не скупилась на темы для Джордж Элиот[33].
– Но та же провинция ничего не дала Генри Миллеру, – возразил я.
– А кем из двоих вы предпочли бы быть?
Мне не хватило смелости сказать «Генри Миллером» – вдруг выяснится, что Джордж Элиот в свое время тоже распивала бутылочку с Квинтоном.
– Расскажите, что еще занятного творится в ваших краях, – попросил он.
Судя по тону, ему хотелось услышать о процветающих там кровосмесительстве и скотоложстве.
– Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.
– Вы удивитесь, узнав, какие вещи могут меня заинтересовать. Переберите все великие события и грандиозные проекты местного значения. Вы уже открыли для нас внутренний мир Честерского зоопарка. Что дальше?
Я вспомнил о ежегодном транспортном фестивале, проводившемся на востоке Чешира, в городке Сандбач, с его давними традициями производства грузовиков. Однажды в нашем семейном бутике мы бесплатно одолжили наряд Транспортной королеве фестиваля, за что она была безгранично благодарна и в качестве награды по окончании праздника позволила мне лично снять с нее это самое платье в уголке выставочного зала, за древним паровым автомобилем. Мне тогда было пятнадцать, ей девятнадцать. Я жутко перенервничал и в результате оскандалился. Но сейчас, когда я добился успеха на литературном поприще, она прислала мне письмо, предлагая сделать еще одну попытку.
Вот что значит слава!
– Вполне сгодится для начала истории, – сказал Квинтон, когда я вкратце изложил ему все это. – Любовь среди механических монстров.
– А вам не кажется, что тема мелковата для романа?
– Очень даже кажется. И это прекрасно. Вы уже нанесли на литературную карту мартышек из Уилмслоу…
– Из Честера.
– Пусть будет Честер. Теперь сделайте то же самое с королевами красоты из Мидлвича.
– Сандбача.
– Это не суть важно.
– Я не уверен, что смогу написать еще один роман с женской точки зрения.
– Ну так напишите его с мужской.
И он разразился дребезжащим хохотом. (Представив, что у мужчин может быть своя точка зрения? Или что моя точка зрения может быть мужской?)
Однако он умел убеждать. И я последовал его совету; оживил в памяти эротические впечатления юности, сходил на выставку, чтобы еще раз взглянуть на паровой автомобиль, и написал историю с точки зрения мужчины с багровым провинциальным пенисом – сандбачского мужлана, излучающего сексуальность, как целая стая немастурбированных шимпанзе, и насквозь пропитанного