Где зреют апельсины. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых по Ривьере и Италии. Николай Лейкин
слезливо заморгала глазами.
– Вообрази, я больше двухсот франков проиграла… – выговорила она наконец.
– Да что ты!
– Проиграла. Нет, здесь мошенничество, положительно мошенничество! Я два раза выиграла на Лиссабон, должна была получить деньги, а крупье заспорил и не отдал мне денег. Потом опять выиграла на Лондон, но подсунулся какой-то плюгавый старичишка с козлиной бородкой, стал уверять меня, что это он выиграл, а не я, загреб деньги и убежал. Ведь это же свинство, Николай Иваныч… Неужто на них, подлецов, некому пожаловаться? Отнять три выигранные кона! Будь эти выигранные деньги у меня, я никогда бы теперь не была в проигрыше двести франков, я была бы при своих.
– Но откуда же ты взяла, душечка, двести франков? Ведь у тебя и двадцати франков от утреннего выигрыша не осталось, – удивлялся Николай Иванович.
– Да Ивана Кондратьича деньги я проиграла. Черт меня сунул взять давеча у него его кошелек на сохранение!
– Конурина деньги проиграла?
– В том-то и дело. Вот всего только один золотой да большой серебряный пятак от его денег у меня и остались. Надо будет отдать ему. Ты уж отдай, Коля.
– Ах, Глаша, Глаша! – покачал головой Николай Иванович.
– Что Глаша! Пожалуйста, не попрекай. Мне и самой горько. Но нет, каково мошенничество! Отнять три выигранных кона! А еще Ницца! А еще аристократический город! А где же Конурин? – спросила вдруг Глафира Семеновна.
– Вообрази, играет. В покатый бильярд играет, и никак его оттащить от стола не могу. Все ставит на тринадцатый номер, хочет добиться на чертову дюжину выигрыш сорвать и уж тоже проиграл больше двухсот франков.
– Но где же он денег взял? Ведь его кошелек у меня.
– Билет в пятьсот франков разменял. Кошелек-то он тебе свой отдал, а ведь бумажник-то с банковскими билетами у него остался, – отвечал Николай Иванович и прибавил: – Брось игру, наплюй на нее, и пойдем оттащим от стола Конурина, а то он ужас сколько проиграет. Он выпивши, поминутно требует коньяку и все увеличивает ставку.
– Но ведь должна же я, Николай Иваныч, хоть сколько-нибудь отыграться.
– Потом попробуешь отыграться. Мы еще придем сюда. А теперь нужно Конурина-то пьяного от этого проклятого покатого бильярда оттащить. Конурин тебя как-то слушается, ты имеешь на него влияние.
Глафира Семеновна послушалась и, поправив на голове шляпку, отошла от стола, за которым играла. Вместе с мужем она отправилась к Конурину.
Бильярд с коньяком
Оттащить Конурина от игорного стола было, однако, нелегко и с помощью Глафиры Семеновны. Когда Ивановы подошли к нему, он уже не стоял, а сидел около стола. Перед ним лежали целые грудки намененного серебра. Сзади его, опершись одной рукой на его стул, а другой ухарски подбоченясь, стояла разряженная и сильно накрашенная барынька с черненьким пушком на верхней губе и в калабрийской шляпке с таким необычайно громадным плюмажем, что плюмаж этот змеей свешивался ей на спину. Барынька эта распоряжалась деньгами Конурина, учила