Доводы рассудка. Джейн Остин
он, несомненно, превосходил свою жену, но ни талантами, ни умением поддержать беседу, ни особым тактом не отличался настолько, чтобы жизнь с ним под одной крышей могла подтолкнуть Энн к опасным размышлениям и сожалениям о прошлом; хотя все же Энн могла согласиться с леди Рассел и поверить ее словам, что более подходящий союз мог бы положительно повлиять на него, а женщина чуткая и разумная сумела бы придать больше значительности его характеру и привнести больше полезности, рациональности и элегантности в его привычки, равно как и в его повседневные занятия и стремления. Сейчас же он ни к чему не проявлял особого рвения, разве только к охоте и прочим развлечениям, и понапрасну растрачивал время, не извлекая пользы ни из чтения книг, ни из других занятий. Его крайне здоровое жизнелюбие никогда, похоже, не поддавалось влиянию периодически нападавшей на жену хандры, и он мирился с ее непоследовательностью и неблагоразумием, порой к истинному восхищению Энн, и в целом, несмотря на частенько случавшиеся между ними мелкие стычки (в которых иногда ее собственная роль помимо ее воли возрастала, так как обе стороны апеллировали к ней), супруги были вполне счастливой супружеской парой.
Они всегда прекрасно дополняли друг друга, когда речь шла о недостатке в деньгах, оба крайне не прочь были получать щедрые подарки от его отца; но и здесь, как и в большинстве случаев, Чарльз выказывал душевное превосходство, поскольку, если Мэри сильно досадовала и негодовала на старшего Масгроува, случись тому не оправдать их ожиданий, он всегда заявлял, что его отец вправе тратить деньги по своему усмотрению.
Что касается умения обращаться с детьми, то в теории он намного превосходил жену, да и на практике все складывалось отнюдь не так уж плохо.
«Я мог бы справляться с ними значительно лучше, если бы Мэри не вмешивалась», – не раз слышала от него Энн, и ей немало в это верилось; но, выслушивая, в свою очередь, упреки Мэри в его адрес: «Из-за Чарльза я не в силах вообще заставить их слушаться, он их просто портит», – она никогда не испытывала ни малейшего искушения произнести: «Как ты права!»
Самое неприятное обстоятельство на протяжении всего ее пребывания у них в гостях заключалось в слишком большом доверии, которое оказывали ей все стороны любых конфликтов, без исключения посвящавшие ее во все тайные обиды каждого дома. Зная о некотором ее влиянии на сестру, у нее постоянно просили, даже если и не всегда в открытую, а только намеком, постараться добиться совершенно нереального.
«Если бы ты могла уговорить Мэри поменьше воображать себя больной», – так формулировал просьбу Чарльз, а горемыка Мэри уныло сетовала: «Не сомневаюсь, если бы Чарльз даже смотрел, как я умираю, он и тогда не задумался бы, каково мне. Я уверена, Энн, если ты постараешься, ты сумеешь убедить его, что я и вправду очень больна – мне намного хуже, чем я стараюсь показывать».
Могла Мэри и объявить вдруг: «Хоть их бабушка и вечно в них нуждается, я терпеть не могу посылать детей в Большой дом.