Неуместное влечение. Наташа Тейт
магнита. Этан с трудом справлялся с желанием затащить ее в какой-нибудь темный угол.
– Это было необходимо, – сказал он, заставляя себя вернуться к главной теме. – Ты пытаешься избежать меня, но эта бедняга тут ни при чем.
– Я не избегаю тебя, – ответила она, поворачиваясь, чтобы он не прикоснулся к ней. – Просто у меня есть дела.
Он хотел выбить ее из колеи. Он хотел, чтобы она нервничала и волновалась. Он хотел зарыться пальцами в шелк ее волос, прижаться губами к ее коже и вдыхать ее аромат, пока не закружится голова.
– Мы договорились выехать в два.
– Нет, ты договорился, – возразила она.
– Все ушли уже час назад. – Он наклонился к Кейт. – Уже пора.
Ее глаза расширились, но она продолжала стоять на своем:
– Это твое мнение.
– Нервничаешь?
– Конечно нет. Я просто не люблю бросать работу на полпути.
– Что еще нужно закончить?
– Помимо того, что надо сложить все подсвечники и фарфор, нужно убрать вырученные деньги.
– Оставь подсвечники и фарфор. Мы уберем деньги и поедем.
Она поджала губы, в ней сражались раздражение и беспокойство.
– Хорошо.
Он поднял руку и указал на дверь:
– Пойдем?
Кейт наклонилась, чтобы взять маленькую черную коробку из-под стола, куда она поставила переносной сейф. Он начал раздражаться. Так было всегда: она тащила его, и он шел за ней, как бездомный щенок, слишком поглощенный своим желанием порадовать ее. Он выпрямился и медленно выдохнул. Господи, что же с ним такое? Этан прикусил губу и заставил себя расслабить руки. Он просто должен был удовлетворить свою похоть и покончить с ней.
Через три минуты, после поездки наверх в лифте из красного дерева и меди, они с Кейт вошли в офис ее отца.
– Я вижу, ты ничего здесь не изменила, – проговорил Этан, когда она включила лампу и поставила коробку с деньгами на стол.
– А зачем мне это делать?
– А разве женщины занимаются не этим?
Насыщенные бордовые и зеленые тона, гарвардская клетка, доминировали в интерьере. Кейт казалась меньше в этой атмосфере, словно тень ее отца гасила ее внутренний свет.
– Мне нравится комната в таком виде, – настаивала она, подняв подбородок. – Так проще помнить о нем.
На мгновение Этан почувствовал себя в прошлом, когда он стоял запуганным работником перед этим самым столом, а Каррингтон допрашивал его, ругал и угрожал.
– Я думал, что ты, по крайней мере, избавишься от этой фотографии, которую ненавидишь.
Он обошел стол и указал на фотографию в ореховой рамке, на которую он всегда смотрел, когда Каррингтон читал одну из своих нотаций.
– Это не так, – ответила она, наклонившись слишком поздно, не успев схватить ее.
– Нет?
Этан улыбнулся и поднес фотографию к желтой лампе. На ней десятилетняя Кейт, с редкими зубами и длинными ногами, прижимала к груди свой первый хлыст, а из-за плеча радостно улыбался ее отец.
– Ты всегда мне говорила, что ненавидишь.
Она