Девятный Спас. Анатолий Брусникин
не говорить. Его теперь не вернешь, а спрос будет с того, кто жив остался.
От пережитого за ночь сделался Лешка, как деревянный. И не помнил, как за остаток ночи двадцать с гаком верст обратной дороги отмахал. Трясли его, расспрашивали, лупцевали – ничего не слышал, не чувствовал. Лишь перед глазами все крутилась водоворотами черная вода.
И во сне тоже приснилась…
Солнце давно уже переползло за середку неба, до Москвы оставалось близко.
На Яузе, в сельце Ростокине, пути аникеевцев разошлись.
Дворянам надо было дальше ехать верхами, по-вдоль речки, в Преображенское. По дороге, средь многих знатных людей, кто ныне торопился в Троицу поклониться восходящей силе, Ларион Михайлович встретил немало прежних знакомцев. От них и узнал, что почти все приказные дьяки с подьячими, с печатями, с разрядными и прочими книгами, пока Софьи не было, перебрались из Кремля в Преображенский дворец. Дьяк – он завсегда чует, в какую сторону ветер дует.
Ну, значит, туда же и Никитиным надо было везти поминок, заготовленный для-ради определения дворянского сына к хорошей службе. К седлу вороного приторочен малый тюк. В нем сорок соболей, золоченая тюркская чаша и пятьдесят рублей деньгами. За место в потешном полку куда как щедро. Раньше таким подношением в царские рынды попадали.
Духовным следовало ехать той же дорогой до заставы и потом все прямо, в Китай-город.
– Прощайтеся, чада, – вздохнул отец Викентий. – Может, не скоро свидитесь. Пока вы зелены, навряд вас куда со двора выпускать станут.
Взрослые отошли, говоря о чем-то своем, а Митьша с Алешей стояли, смотрели друг на друга исподлобья. У обоих дрожали губы.
Никитин, оглянувшись, удивился.
– Обнимитесь, что вы, будто нерусские.
Обнялись.
– Как Илюху-то жалко, – шепнул на ухо другу Митя.
Тот, тоже шепотом:
– Жалко-то жалко, а давеча приснился он мне. Выплыл из черна омута, губами по-рыбьи зашевелил, будто поведать что хочет. А ничего не слыхать, пузыри одни…
И Лешка, бледный, перекрестился.
– Брось, – укорил Митьша. – Илейка на нас сейчас с небес глядит.
Задрав головы, оба поглядели вверх. Там было хмуро, пусто.
Глава 5
ПОПУТНЫЙ ВЕТЕР
Живали мы преж сего, не зная латыне,
Гораздо обильнее, чем мы живем ныне…
Москва подпускала к себе не быстро, поначалу прикидывалась не державным Третьим Римом, а деревней. Избишки, домишки, околицы, поля-перелески. Алешка, никогда в стольном граде не бывавший, извертелся на тележке, высматривая что-нибудь дивное иль величавое, но ничего такого не было. Ну и сник, заклевал носом. Сам не заметил, как снова уснул.
И прямо туда, в мо́рочное сонное видение, где снова крутилась и булькала черная вода, ударили колокола – все сорок сороков, созывавших московских жителей к вечерней молитве.
Лешка глаза открыл – матушки-светы! Башня белокаменная, огромадная, зев раскрыла, и кони прямо туда, в каменную