Герои. Джо Аберкромби
виднелась куча свежевырытой земли. Возле нее стояли с заступами Брек и Легкоступ. Между ними уставился себе под ноги Агрик.
– Слова еще не сказали? – спросил Зоб, зная, что нет, но все же надеясь.
– Тебя ждем.
– Хорошо, – сказал он и грузно поднялся, схватив подручную за руку.
Утро было серое, с ветерком. Облака устилали скалистые вершины гор; туман накрывал болота на дне долины дымчатым одеялом.
Зоб вразвалку прихромал к могиле, пытаясь обмануть боль в суставах. Он бы лучше шел за чем-нибудь другим, однако есть дела, от которых не отвертишься. Все сбрелись, расположились полукругом – печальные, притихшие. Дрофд упихал в себя разом целый ломоть хлеба и спешно обтирал пальцы о рубаху. Жужело с откинутым капюшоном нянчил Меч Мечей бережно, как родитель – больного ребенка. У Йона лицо еще мрачнее обычного, а это надо постараться. Зоб нашел себе место у изножья могилы, между Агриком и Бреком. Лицо горца осунулось, утратило обычный румянец, а повязку на ноге обагряло большое свежее пятно.
– Нога как? – осведомился Зоб.
– Так, царапина.
– Хороша царапина, кровь хлещет без продыху.
Брек улыбнулся, отчего татуировки на лице шевельнулись.
– И это, по-твоему, хлещет?
– Да вообще-то не так чтобы.
Уж во всяком случае не сравнить с племянником Черствого, которого Жужело разрубил считай что напополам. Зоб глянул через плечо туда, где они в укромном месте под полуразрушенной стеной сложили трупы. Подальше от глаз, но не забытые. Мертвые. Всегда мертвые. Зоб посмотрел на черную землю, раздумывая, что сказать. На черную землю, как будто в ней были ответы на вопросы. Однако нет в земле ничего, кроме темноты.
– Странная штука, – голос вышел с хрипом, пришлось откашляться. – Совсем недавно Дрофд спрашивал, называются ли те камни Героями потому, что там погребены Герои. Я сказал, что нет. А вот теперь один здесь, может, нашел покой.
Зоб поморщился – не от печали, а просто чувствовал, что несет околесицу. Дурь несусветную, какой не проймешь и ребенка. Но вся дюжина торжественно кивнула, а Агрик так еще и с влажным следом слезы на щеке.
– Эйе, – сказал Йон.
На могиле из уст вырывается иной раз такое, что обсмеяли бы в любой таверне, а тебе внемлют как какому-нибудь заумному мудрецу. Каждое слово Зоб ощущал как вонзающийся нож, но прекратить было нельзя.
– Атрок пробыл с нами недолго. Но он оставил след. И не будет забыт.
Зоб думал о других, кого успел похоронить; имена и лица, истертые годами, не поддающиеся даже исчислению.
– Он стоял заодно с товарищами. Храбро сражался.
А умер скверно, изрубленный топором на земле, которая не значила ничего.
– И дело делал правое. Что, видно, только и можно спросить с человека. И если есть кто…
– Зобатый, – окликнул Хлад, стоящий шагах в тридцати к югу от кружка.
– Тихо ты, – шикнул Зоб.
– Какое там тихо, – раздраженно бросил Хлад, – сюда, живо.
Привлеченный серьезностью тона, Зоб поспешил туда, где меж двух камней