Та сторона. Александр Горохов
не знаешь, что это такое.
Зулька старше меня почти на два года и, как любая девчонка, всё время чего-то боится.
– Да ничего же не произошло! – нехотя отложил я игрушку. – Зуль, а как ты думаешь, где он мог деньги прятать?
– Так ты сюда пришёл деньги искать? А мне говорил, что тебе просто интересно…
– Интересно, конечно! Но если бы деньги нашли, я бы тебе на них какой-нибудь подарок купил.
– Мне? – смутилась Зулейка.
– Ага, тебе! Я давно хочу тебе что-нибудь подарить, да денег нету. Что мать успевает накопить, вечно то на соль тратит, то на тряпки какие-нибудь. Но ведь не может учёный, да ещё и пришедший из самого Челябинска, совсем без денег жить!
Зулейка покраснела от такого признания.
– Ой, а чего так потемнело-то? Стёпка, грозища будет! – всплеснула она руками. – Тучища чёрная-чёрная идёт! Я думала, у меня в животе бурчит, а это гром где-то далеко гремел.
Она засмеялась, а я, выглянув в окошко, понял, что гроза действительно будет нешуточная.
– Проголодалась, что ли? Вон, от Пришлого картошка в мундирах осталась и немного хлеба. Всё равно по домам до дождя добежать не успеем, так давай хоть поедим. Ему всё равно еда уже не нужна.
– А может, успеем?
– Может… Но тогда поесть не успеем. А картошка в чугунке уже два дня лежит, испортиться может до завтра. И хлеб совсем зачерствеет.
Снаружи прогрохотало так, что у Зульки совершенно не осталось сомнений в том, что это не в животе у неё с голода бурчит. А я уже тащил на стол найденную еду.
– Молоко скислось. Простоквашу будешь?
Хороший получился ужин! Картошка с солью и кусочком масла, выуженным из баночки с водой, чёрствый хлеб с простоквашей. Прокисшую и начавшую вонять уху, правда, пришлось выплеснуть прямо с крылечка. Уютно было: сумрак от закрывших небо туч и давно не мытых окон, снаружи ветер бушует, ветки деревьев хлещут по тесовой крыше домика, простоявшего несколько лет без хозяев, а мы вдвоём, совсем по-семейному, ужинаем…
– Смотри, как ливануло! – ткнул я алюминиевой вилкой в сторону окошка.
– Ага! Ужас просто!
А следом по крыше лупанули, затрещали сухим горохом градины. Я доел и плюхнулся на кровать, застеленную каким-то тряпьём, оставшимся от давным-давно похороненных хозяев. Правда, недавно постиранным новым хозяином домишки, стоящего на самой окраине деревни. Кровать у окошка, и с неё удобно наблюдать за бушующей на улице непогодой.
– Иди сюда! Отсюда здо́рово видно! Пролезай к окошку, – подвинул я подушку для Зульки.
Зулейка неуклюже переползла через меня, пытаясь при этом прикрывать ноги подолом своего сарафанчика. Для того я и пустил её к окошку, чтобы на её ноги под подолом поглядеть. А может, и ещё что-нибудь мелькнувшее успею заметить. Да только она хитрая оказалась, прикрыла. И едва подружка устроилась на подушке, тут же ляпнул ладошку ей на грудь.
– Стёпка! – откинула она руку.
– А чё? Ты же в прошлый раз говорила, что тебе приятно! –