Танцы на цокольном этаже. Повести, рассказы. Евгений Скоблов
музыка, небольшой хмель расслабили меня и полностью сняли напряжение. Татьяна развернула меня на живот и стала массировать спину. Это было очень приятно, весьма эротично, и я чувствовал себя великолепно. Потом мы снова занялись своим делом, и под руководством опытного наставника, я, по её словам достиг неплохих результатов. За это, сказала она, полагается специальный приз. «Специальный приз» настолько вскружил мне голову, что я взлетел, чуть ли не под самый потолок, два раза подряд.
– Что, балдеешь, падлочка? – усмехнулась Татьяна, – то-то, знай наших!
Потом откинулась на спину, и сделала гимнастическую позу «берёзка»
– Ну-ка, Алекс, оцени мои ножки? Какими ты их находишь? А? Ты совсем мною не восхищаешься, грубиян!
– И ножки твои, и ты сама просто класс, – просто ответил я, – мне очень хорошо с тобой…
– … любимая, – договорила за меня Татьяна. – Или не любимая? Отвечайте, гражданин Серебряков!
– Ну конечно, любимая, – пролепетал я, – только…
– Что, «только»? В чём вообще дело?! – Татьяна поднялась в полный рост на тахте и грозно смотрела на меня сверху.
– Ну это… мы ведь ещё так мало знаем друг друга, – смущённо оправдывался я.
– Да как это мало?! Я, например, о тебе знаю всё и даже больше… и даже точный размер твоего инструмента. А ты что ещё хочешь обо мне узнать? Так давай, спрашивай, не стесняйся. У меня нет секретов от тех, кого люблю, а кого не люблю, пусть идут в задницу!
Я молчал, как-то не был готов к такому разговору. Конечно, Татьяна была сильной и решительной женщиной, это я уже понял. Но пока что задавать всякие вопросы считал не очень приличным. А вот теперь выходило, что Татьяна сама заинтересована в ответах на мои вопросы.
– Ну ладно, Александр Евгеньевич. Учтём твой младенческий возраст и построим нашу работу по-другому. Спрашивать буду я. С пристрастием!
Татьяна закурила.
– Ита-ак. Сколько бы ты дал мне лет?
Я замялся, поскольку этот вопрос, всё же не давал мне покоя, хоть и не был основным.
– Ну… двадцать восемь.
– Противный! Мне все дают двадцать пять! – она снова плюхнулась на тахту, задрала ноги и прислонила их к ковру на стене. – А ну, целуй ноги! Раб!
Я послушно поцеловал по очереди каждую ножку, сначала в коленки, потом всё выше и выше.
– Вот, это совсем неплохо, – довольно промурлыкала Татьяна. – Вообще-то мне тридцать два.
– Угу-м, – неопределённо промычал я, это сообщение на меня почему-то не произвело впечатления.
– Ну вот, снова тебя нужно всему учить, недоросль. Ты должен был изумиться, или, хотя бы притвориться, что изумлён! А потом схватить в объятья свою крошку, и кричать «не верю, моя девочка! Ни за что не верю! Тебе всего лишь двадцать три!» А потом встать на колени и попросить прощения.
Татьяна забавлялась, ей было весело со мной, и я это чувствовал. Затем я заключил «свою крошку» в объятья и мы снова