Ночь кровавой луны. Светлана Алешина
Я благодарен вам за участие в судьбе моего сына… Поверьте, очень благодарен. Но… Вы же знаете, обстоятельства таковы, что все усилия обречены на провал. Вы хотите найти смягчающие вину обстоятельства? Я не думаю, что убийство имеет оправдание. Я, может быть, покажусь вам жестоким, но Игорю надо расплатиться за совершенное деяние. Какой бы ни была Мария, он не имел права так поступать… Бог запретил нам убивать, а Игорь нарушил эту заповедь. Так что давайте позволим ему пострадать за совершенное зло. Иначе его жизнь будет адом.
– Она и так ад, – буркнула я.
– Значит, так надо.
– Вы не правы, – покачала я головой. – Я надеялась найти в вашем лице союзника. Я думала, что вы, как и я, не верите в его вину!
– Но он убил ее, деточка! И ничего с этим поделать нельзя…
– Я так не считаю…
Ох, до чего мне хотелось сейчас расплакаться!
Хотя, если разобраться, «что мне Гекуба?»
А вот поди ж ты, к глазам подступают слезы, и я чувствую себя одинокой воительницей, чьи усилия заранее обрекают на провал даже те, в чьем лице я надеялась если не обрести союзников, то хотя бы увидеть немного сочувствия!
Впрочем, в глазах Воронцова-старшего оно было, это несомненно. Он сочувствовал мне как маленькой идиотке, увидевшей на одну минуту его сына и влюбившейся в него.
Собственно, об этом он меня и спросил:
Не влюбилась ли я в его сына?
– Нет, – ответила я. – Я просто ненавижу несправедливость.
– Ну, хорошо, – кивнул он. – Проходите в комнату. Я постараюсь вам объяснить, почему я уверен в вине сына. Но ради всего святого, не смотрите на меня как на врага! Я меньше всего на свете желаю Игорю беды. И искренне хотел бы, чтобы все в его судьбе изменилось. Но мой сын уже совершил то, что совершил. А я достаточно разумный человек, чтобы не отвергать объективную реальность!
Глава 4
– Значит, вы ненавидите несправедливость… – сказал он, когда мы вошли в комнату, заставленную книгами. – Смею вас заверить, я отношусь к этому же типу людей.
Я взглядом пробежала по корешкам книг. Хозяин комнаты явно был увлечен философией. Но что меня немного удивило – так это то, что наряду с Брянчаниновым и Лосским мирно соседствовали Блаватская и Андреев («Врага надо знать в лицо», – сказал Воронцов, заметив мое удивление), а на отдельной полке стояли тома Антисфена, Диогена, Кратета и другой «кинической братии».
Похоже, отец Игоря всерьез увлекался «киниками».
– Я могу печалиться о судьбе моего сына, хотя, на мой взгляд, он поступил подобно Эзопу. Знаете, как он погиб?
Я кивнула.
– «Где здесь пропасть для свободных людей?» – процитировала я. – Вы считаете, что Игорь тоже выбрал эту самую «пропасть»?
– Именно так, – кивнул он. – Хотя, очевидно, я наделяю своего сына не свойственной ему силой характера. Может быть, он просто не выдержал той бездны лицемерной жестокости, в которой последнее время его вынуждали жить. Его – и его детей. Понять его можно, потому что…
Он встал и, не договорив, спросил:
– Вы будете чай с травами?
– Только,