Умирая, подумай о ближнем. Эрнест Орнелл
Урча, знаю. Просто ещё не готов.
– Понимаю. Я просто не хочу, чтобы ты потом винил себя за своё промедление, приписывал его заботе об остальных, – также успокоившись, задумчиво проговорил Урча, скрытно пододвинувшись и незаметно отодвинув тарелку подальше от меня, – Если повторишь свою ошибку во второй раз, то уже точно не сможешь избавиться от вины; я не хочу, чтобы ты так и продолжил мучиться. Ещё больше я, конечно, не хочу, чтобы оправдывал свою нерешительность неготовностью остальных. Я не для того в тебе воплотился, чтобы ты лгал самому себе, понимаешь? – с серьёзным, невозмутимым видом объяснялся он, прерываясь на громкое, смачное чавканье золотистым рисом.
– Да, Урча, – согласился я, – Просто если я сейчас признаю свою способность всё изменить, то сразу появится вопрос: а почему тогда, когда они умирали, я не смог ничего сделать? Ну, помимо того, чтобы убить их самому. Почему тогда я был бессилен, почему тогда я был обречён на то, чтобы просто идти по течению? – допытывал я змея, параллельно (как и он, в меру скрытно) достав крепкую сигариллу и щёлкнув зажигалкой, – Ты ведь нарушаешь привычный нам ход времени; так почему мы не смогли всё предотвратить тогда, встретиться в других обстоятельствах? – спросил я у него, пустив в окно плотное облако сизого дыма. Когда никотин подействовал, связь с Урчей затуманилась, и он, растворяясь в воздухе, возмущённо ускорил свой завтрак.
– Скоро узнаешь, – почти задыхаясь, с полным ртом ответил мне мой сосед, – Ну и упрямый же ты урод, в конце концов. Знаешь ведь, что я прав, а слушать меня не хочешь.
– Конечно, знаю, – ответил я и хитро, самодовольно улыбнулся; змей улыбнулся мне в ответ – каждый как будто улыбался своему отражению, – Меня просто бесит, что ты мне это говоришь. Что дошёл до этого не я.
– Довелось, конечно, в такого вселиться, – улыбнулся мне Урча, – У Лёни увидимся тогда? – спросил он, окончательно растворяясь в воздухе.
– Да. Увидимся, Урча, – ответил я пустой комнате. Сигарилла на моих глазах дотлела до самого основания, и я раздражённо раздавил её в пепельнице. Надеясь на то, что он оставил мне хоть немного еды, я заглянул в тарелку – и оставшиеся зёрна риса тут же растворились в воздухе, как будто их проглотил кто-то невидимый. Лишившись своего завтрака и своей дозы никотина, я в сердцах обругал своего друга, и он рассмеялся мне в ответ завываниями ветра за окном.
Дойдя до конца заасфальтированной дорожки, я ступил на мелкий гравий среза к электричке. Залитый солнцем парк остался позади, и по моему телу скользнула холодная тень эстакады. Я глубоко вздохнул, позволяя зрачкам расшириться, позволяя ознобу вскарабкаться прямо к сердцу; казалось, будто птицы замолкли, как и шум проезжавших над головой машин; будто всё на секунду исказилось и, пока я не заметил никаких отличий, тут же вернулось на своё место. Идущая впереди семья не сбавляла шаг, и это немного успокоило меня. В ту же секунду их дочь показала рукой куда-то в сторону, и мать торопливо потащила её вперёд, буквально