Виноваты звезды. Джон Грин
вены. Айзек весь подался к экрану, пульт так и танцевал в его тонких пальцах.
– Давай, давай, давай, – повторял Огастус.
Волны террористов набегали одна за другой, и они скашивали всех до единого, стреляя на удивление точно, чтобы не давать террористам палить в школу через окна.
– Граната! Граната! – заорал Огастус, когда на экране что-то пролетело по дуге, отскочило от двери школы и немного откатилось в сторону.
Айзек разочарованно бросил пульт.
– Если эти гады не могут взять заложников, они просто убивают их и обвиняют в этом нас.
– Прикрой меня, – сказал Огастус, выпрыгивая из-за стены и бегом кинувшись к школе. Айзек нащупал свой пульт и начал стрелять. Град пуль обрушился на Огастуса, который был ранен раз, другой, но продолжал бежать.
– Вам не убить Макса Мейхема! – закричал Огастус и, помудрив что-то с кнопками – пальцы так и мелькали, – бросился ничком на гранату, которая взорвалась под ним. Его тело разлетелось на части, кровь брызнула, как из гейзера, и экран окрасился красным. Хриплый голос сообщил: «Миссия провалена», но Огастус, видимо, считал иначе, потому что улыбнулся собственным останкам. Затем он сунул руку в карман, выудил оттуда сигарету, сунул ее в рот и зажал зубами. – Зато детей спас.
– Временно, – напомнила я.
– Всякое спасение временно, – парировал Огастус. – Я купил им минуту. Может, эта минута купит им час, а час купит им год. Никто не даст им вечную жизнь, Хейзел Грейс, но ценой моей жизни теперь у них есть минута, а это уже кое-что.
– Ничего себе загнул, – сказала я. – Речь-то идет о пикселях.
Он пожал плечами, словно верил, что игра может быть реальностью. Айзек снова зарыдал. Огастус тут же повернул к нему голову.
– Попробуем еще раз, капрал?
Айзек покачал головой. Он перегнулся через Огастуса и, борясь со спазмом в горле, выдавил, обращаясь ко мне:
– Она решила не откладывать на потом.
– Она не хотела бросать слепого парня? – уточнила я. Айзек кивнул. Слезы непрерывно катились по его лицу – одна за другой, словно работал некий беззвучный метроном.
– Сказала, ей это не под силу, – признался он мне. – Я вот-вот потеряю зрение, а ей это не под силу!
Я думала о слове «сила» и обо всем непосильном, с чем хватает сил справиться.
– Мне очень жаль, – произнесла я.
Он вытер мокрое лицо рукавом. За стеклами очков глаза Айзека казались такими огромными, что остальное лицо словно исчезало, и на меня смотрели два плавающих в пространстве глаза – один настоящий и один стеклянный.
– Так же нельзя поступать, – сказал он мне. – Как она могла?
– Ну, честно говоря, – ответила я, – ей это, наверное, действительно не под силу. Тебе тоже, но у нее нет прямой необходимости пересиливать ситуацию. А у тебя есть.
– Я напомнил ей о «всегда», повторял «всегда, всегда, всегда», а она говорила свое, не слушая меня, и не отвечала. Будто я уже умер, понимаешь? «Всегда» было обещанием! Как можно нарушать слово?
– Иногда