На последнем сеансе. Михаил Ландбург
домой пойти, – сказал я.
Госпожа Матильда села, подмяв булыжник под себя. Малиновый рот проговорил:
– Уйти, не полюбив?
Я глянул на хохочущую сметану, чувствуя, как теряю сознание.
– Бедный Яков!.. – сотрясалась от смеха госпожа Матильда. – Он этого не перенесёт!..
Я спрыгнул с дивана и побежал к двери.
Остаток дня я провёл на берегу моря, слушая крики чаек и наблюдая за тем, как в воду входит солнце.
Потрогав у себя живот и убедившись, что вулкан под ним вроде бы в потухшем состоянии, я пришёл к выводу, что без первой любви вполне можно обойтись, а потом, вспомнив, как с честью выдержал дьявольское искушение, впервые ощутил себя мужчиной…
Вконец измученный, я вновь обрушился на клавиши.
Звуки –
в голове,
в груди,
в кончиках пальцев.
Пассажи-вопросы…
Аккорды-недоумения…
Увиденное за окном лицо, как у Юдит, сбивало с толку. Кажется, я находился в состоянии человека, который после только что перенесённой операции отходил от наркоза. Мои мысли продолжали кружить вокруг видения длинного чёрного автомобиля и белого пса, подбросившего мне загадочную записку: «Винюсь перед собой, винюсь перед вами».
Желая определиться со своей смутной догадкой и давно уже не испытанным чувством трепетного волнения, я принялся звать на помощь слова. Но я не знал, какие это должны быть слова. Легко писателям, а я не…
Меня охватило неудержимое желание к исповедальной беседе с пианино. Белые клавиши…
Чёрные клавиши…
Аккорд…
Пассаж…
Но –
вдруг я услышал в себе две противоборствующие мелодии: одна, лёгкая, раскрепощённая, нетерпеливо рвалась наружу, другая, глубоко затаившаяся, наоборот, стать кому-то предназначенной, упорно тому противилась.
Пассаж…
Аккорд…
Вспомнился писатель Бротиган. Ему повезло – он застрелился.
Прости, писатель Бротиган.
Аккорд…
Пассаж…
И вдруг –
внезапный толчок…
сильный толчок…
– Баллада! – вскрикнул я.
– Баллада, баллада, баллада! – повторил я несколько раз подряд и рассмеялся, представив себя в роли роженицы, нетерпеливо ожидающей появления желанного плода.
Жребий брошен!
Баллада.
Кажется, наметилась тема…
И вариации темы…
И возвратились звучания давних голосов…
Triole…
Arpeggio…
Время вынашивания желанного плода было для меня всегда самым волнующим периодом существования; я не испытывал акта более волшебного, чем ощущение своей возможности передать на волю, казалось бы, непередаваемое.
Пассаж…
Аккорд…
И всё-таки пока –
получалось не совсем то и совсем не так…
Пока я чувствовал, как всё накопленное во мне в последние дни покрыто плотным холодным слоем, а добытые из инструмента музыкальные фразы, будто гекзаметры Лукреция, звучали тяжело и чересчур неповоротливо. Словом,