Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих. Наталья Горбачева
монастыря в пустынь имел обыкновение оставлять в своей келии горящими свечи. Монах Павел, пользуясь его расположением, иногда говаривал старцу, что от зажжённых свеч может произойти пожар; но отец Серафим всегда отвечал на это: «Пока я жив, пожара не будет; а когда я умру, кончина моя откроется пожаром». И действительно, когда увидели, что из его кельи повалил дым, обнаружили и скончавшегося старца.
Для меня не было ничего странного в том, чтобы сначала рассказать о святой кончине, которая истинно стала вторым рождением преподобного Серафима – в жизнь вечную; со смертью исполнились для него слова апостола Павла «для меня жизнь Христос и смерть приобретение»[9]. Но это для христианина. Для человека неверующего мысль о смерти вызывает страх и ужас.
На следующий же день позвонил МихАбр и минут пять орал мне в трубку, что я, больная на голову писательша, совсем завралась, ни в чем не разбираюсь, испортила книгу, сорвала выпуск серии, «держу всех за дураков» и прочая, прочая. Я не могла понять, что именно вывело моего издателя из себя. Но в его ругань с крепкими выражениями и слова невозможно было вставить.
– Приходи сейчас же, забирай рукопись, переделывай. Так не пойдет!
– Что не пойдет? – занервничала я.
– Все! – заорал он. – Все! Понимаешь? Сначала люди родятся, а потом мрут, а не наоборот! Ясно, твою мать…
– Но я же про святого, это житие…
– Тем более! Так-то вряд ли будут читать твой опус, а с похорон начать – это полный абзац! Ты как до этого додумалась?
– Не с похорон, со смерти…
– Замолчи! Все! Утром ко мне! – крикнул он и бросил трубку.
Внутри у меня всё тряслось. Невозможно было представить, что к завтрашнему дню МихАбр успокоится: если он сказал, что так не пойдет, значит, так не пойдет ни при каких обстоятельствах, он никогда не брал своих слов назад. Я выпила корвалол и что-то там еще из другого пузырька, но трясти продолжало. Я готова была сдаться: если каждый раз он будет ставить подножку в самом неожиданном месте и орать на меня, заставляя переделывать житие по его образу и подобию… Нет, не вынесет душа поэта…
Но потом все-таки сообразила позвонить духовнику, который благословил читать акафист преподобному Серафиму. Я обзвонила своих воцерковленных знакомых и сообща стали мы воздвигать молитвенный щит.
На следующий день до полудня из издательства мне не звонили. Я тоже затаилась. Но к вечеру сердце снова забилось от неизвестности своей участи. Я набрала номер, меня соединили с МихАбром. Он, кажется, забыл о вчерашнем разносе, машинально спросил:
– Чего звонишь?
– Вы же просили прийти…
– А… – вспомнил он и выдал все свои вчерашние ругательства, но в смягченном варианте.
– Так мне приходить за рукописью? – осторожно поинтересовалась я. В трубке были слышны посторонние голоса: в кабинете происходило какое-то совещание.
– Зачем ты тут еще нужна? Сами разберемся, –
Флп. 1:21.