Ржавая Хонда (сборник). Владимир Яценко
Каина есть древняя книга.
— Это другая книга, — запальчиво отозвался Каин. — Моя книга написана задолго до Упадка. Если хотите знать, в моей книге написано, как мир строился, а не рушился.
— Это тоже немало, — заметил Рыжий. — Если в книге описано, как мир строился, то с её помощью мир можно починить, сделать таким, каким он был раньше.
— Нет, — смутился Каин. — Не думаю, что с помощью моей книги можно что-то починить.
— Библия, — сказал я. — Эта книга называется Библия. Большая редкость!
— К депуту! — отмахнулся дикарь. — Лучше скажи нам, Иван, что ты здесь делаешь? В этих краях все разбойники любят рассуждать о меридианах, зонах катастрофы и специальных комиссиях Московии?
Меня бросает в жар. Судя по всему, Рыжий успел поговорить с Феликсом и тот рассказал историю конвоя. Я видел дикаря в деле. Одно неосторожное движение, и он нас всех порежет на куски. Справа чувствую напряжение. Данила готов к бою. Булыга между своими сундуками съёжился, затаился, но положение правой руки ясно указывает, что до оружия он уже дотянулся. Каин вообще дышать перестал. Молчание действует на нервы. Нужно что-то сказать. Что-то умное и простое. И вместе с тем разудалое и весёлое.
«Ну же, — тороплю себя, — нужно срочно пошутить. Чтобы все перевели дух и улыбнулись…»
— Это получается, что депы человечество в «ржавую хонду» записали? — фальшиво рассмеялся Каин. — Чтобы нас, как заразу, остановить, Землю по Дну Мира размазали и хорошенько прожарили?
— Похоже, — кивнул Рыжий. — А про Японию могу сказать только одно — у нас в Коврове «рётодзюцу» переводится как «уборка на силос».
Слева шумно выдохнули. Даже Булыга приподнялся, вынырнул из своего вороха ветоши. А мне было обидно. Я презирал себя за то, что бродяги контролировали ситуацию лучше меня. Я ненавидел их за уверенность, с которой они разруливали ситуацию. Будто это их, а не меня столько лет учили искусству беседы. Их, а не меня учили отрешённому спокойствию, которое лучше всего помогает найти нужные слова в предконфликтной ситуации.
А Рыжий рассказывал…
О деревне, закатанной небом в ил и песок. О палящем солнце и смердящей реке. О тучах насекомых и племенах разумных крокодилов. О влаге, в которой рождаешься и всю жизнь гниёшь, чтобы в итоге тебя просто бросили, оставили на поверхности болота. Потому что копать невозможно, а до ближайшего сухого грунта — десяток отбоев пути, и труп завоняется задолго до того, как под ногами перестанет хлюпать. Да и какой дурак пойдёт к суше, только чтоб зарыть покойника?
— …Рис — это наша жизнь, — рассказывал дикарь. — У нас ничего нет, кроме риса. Рис — наш хозяин и господин. Он нас кормит, поит, одевает. Растёт быстро, убирать нужно ещё быстрее: три-пять отбоев задержки, и перестыг осыпается. А кроме потери зерна, это ещё и разносортица в периоде созревания: ведь то, что осыпалось в болото, обратно растёт! И эту путаницу нужно давить в зародыше, потому что если не выпалывать дичку, то следующие