Шрамы войны. Одиссея пленного солдата вермахта. 1945. Райнхольд Браун
мы часто стояли у входа в барак и смотрели на звезды. Я рассказывал Фрицу о картине звездного неба, а он говорил об устройстве мироздания. Эти разговоры давали нам пищу для раздумий. Так получилось, что между нами почти не было тайн, мы рассказывали друг другу то, что люди обычно склонны скрывать. Фриц говорил о своей жене и детях, по которым сильно скучал, я же рассказывал о братьях, о своей жизни, о своих заветных мыслях. Эти разговоры не только доставляли мне радость, они были важны и в другом отношении – они будили меня, заставляли просыпаться от духовной спячки. Каждый раз эти разговоры заставляли меня встрепенуться, задуматься о тайных планах. Настанет мое время! Настанет мое время! Надо лишь проявить терпение. Я пылко молил небеса, чтобы они явили милость и дали мне дождаться в Фокшанах возвращения солнечного тепла.
Какое-то время все шло хорошо, и мне даже стало казаться, что в таких условиях я, пожалуй, смогу пережить зиму. По чистой случайности я попал в команду, чистившую уборную при кухне. На кухне и в «культурной группе» были свои обустроенные, даже крытые уборные. Эти уборные по ночам часто посещали пленные из соседних бараков, испытывавшие понятный страх перед необходимостью справлять нужду на ледяном ветру в открытую яму. При том жестоком поносе, который косил бывшее воинство, уборные длинноволосых под утро являли собой печальное и, главное, грязное зрелище. Моей обязанностью было приведение отхожих мест в порядок. Киркой и лопатой я откалывал и сгребал замерзшие кучи человеческих экскрементов. Я долбил и копал, благодаря судьбу за такую подходящую для холодной зимы работу. За нее я каждый день получал вторую порцию супа. Если добавить к этому трюк, который мы с Францем проделывали по утрам, то выходило, что в дополнение к обычной порции я получал еще две.
Этим блаженством я наслаждался почти две недели, когда однажды ночью по лагерю пронеслась леденящая душу новость о том, что на следующее утро нас посадят в вагоны и отправят в Россию! Эту новость нам сообщили решительно, громко и беспощадно. Русские начали сколачивать команды в соответствии с номерами на наших спинах. Согнали всех – и первых, и вторых, и третьих. Всего через пару часов после восхода солнца мы уже находились в насквозь промерзших ледяных вагонах. В наш вагон затолкали пятьдесят три человека. Никакой соломы – только голые деревянные топчаны. Не было в этом вагоне и трубы для слива нечистот. Раздвижную дверь наглухо задраили, в щелях свистел пронизывающий ледяной ветер. Вечером принесли еду – жестяное ведро с жидкой похлебкой, которую разделили на всех. Иво был со мной. Это было мое спасение, иначе я бы совсем отчаялся. Страдавшие поносом пленные опорожняли кишечник в углу вагона… Нет, я не могу об этом писать, пусть мой мозг отдохнет, я не хочу снова переживать это даже в воспоминании. Довольно, довольно! Да и кто сможет мне поверить? Но это было! Я утверждаю: все, о чем я говорю и пишу, я пережил лично, на собственной шкуре. Наступила ночь. Тесно прижавшись к Иво, чтобы окончательно не замерзнуть,