Голос Незримого. Том 2. Любовь Столица

      Подле, в ладанках, в холстине,

      Дивки, девы-вековухи,

      Величавы, бледны, сухи,

      Стройно молятся богине.

      Посредине жрица Руя

      Овевает белый камень,

      Сберегает алый пламень,

      Бормоча, скача – чаруя.

      Иногда и Золотая

      Выступала с чарым пеньем, —

      И склонялась с восхищеньем

      Свита девья пожилая.

      А к Медуну, как к мужчине,

      Относилася брезгливо.

      Он же юныш был стыдливый,

      Плоть имел ягнят невинней…

      Кроме этих попечений

      О житье-бытье народном

      Часом шли они свободным

      Чрез дворцовые ступени

      В царский двор золототынный,

      Где телицам белорогим,

      Кобылицам белоногим

      Стойлищ ряд построен длинный.

      Там, в хранилище закрытом

      Свет сияет переливный, —

      Спят в кубышках тины, гривны,

      С изумрудом, с маргеритом.

      И лежат во тьме подполий

      Холст беленый, холст суровый,

      Серебристый мех бобровый,

      Золотистый мех соболий.

      И живут при том богатстве,

      Стерегут его почетно

      Без другой нужды работной,

      Меж собою в дружном братстве,

      Ото всех в великой славе

      Три Олониных супруга,

      Три былых любимых друга

      Дивы – Згара, Уго, Славий.

      Хлеб едят духмяный, сдобный,

      Пьют медвяные напитки —

      Есть всего у них в избытке,

      Но они грустны и злобны.

      Ибо, если уж любила

      Краткий миг кого Олона,

      Любит тот неутоленно,

      И умрет любовь с могилой!

      Но теперь, когда Медуна

      Вдруг приблизила царица,

      Стал в их жилах гнев струиться

      Молний злей, сильней падуна.

      Раз зашла во двор Олона

      За цветным своим нарядом,

      И Медун держался рядом,

      Бледен бледностью влюбленной.

      Три ключарника-супруга

      Пред царицей собралися:

      Подал Згара плащ ей лисий,

      Ткань лазоревую Уго,

      Славий тонкие застежки

      С желтоватым камнем лунным, —

      И заметился Медуном

      Глаз ревнивых взгляд сторожкий.

      За царицею красивой

      Вышел он, о них гадая,

      И сказал ей: «Золотая!

      Кто – те три угрюмых дива?»

      И ответила Олона:

      «Мне они мужьями были.

      Их уста мои любили,

      Осчастливливало лоно».

      И добавила с причудой,

      Рот свой нежный усмехая:

      «Хороши взяла меха я,

      Платья выбрала не худо».

      Той же ночью, жаркой, краткой,

      Занемог стрелец прекрасный

      Болью сладостною, страстной,

      Знойной, юной лихорадкой.

      Видел милое он тело,

      Тело, белое, как пена…

      А безжалостная Плена

      На бессонный лик глядела.