Ангелофрения. Максим Хорсун
спросила она у шуршащих лапками по листве пауков. Пауки, к счастью, молчали. Если бы они заговорили, то Магдалина сама бы отправилась к доктору Сулейману Агдану, чтобы записаться на префронтальную лоботомию.
Тревога сдавила грудь сильнее, чем самый тугой корсет. Магдалина подхватила книгу и зашагала к особняку.
Тяжело поднялась по ступеням, ухватилась за дверную ручку. Толкнула, но дверь почему-то не открылась. За спиной заскрипело железо, Магдалина обернулась. Створки главных ворот с лязгом захлопнулись. За решеткой, украшенной выкованной листвой и лозами, можно было разглядеть бредущий вдаль крылатый силуэт.
Это уже было чересчур! Слишком много тревожных видений и знаков для одного дня! Скорее всего, во всем виновато беспокойство; его она смутно ощущала и вчера, позавчера, но пик, конечно, пришелся на эти минуты. Нужно было вырваться из плена видений, пока они не увели ее с собой на пугающую изнаночную сторону жизни.
Магдалина толкнула дверь двумя руками. И едва не ввалилась в гостиную, потому что дверь на сей раз открылась легко. Младшие Эльвены – Каин и Адам – изумленно воззрились на нее. Вид у Магдалины был не лучший: бледная, с красными пятнами на щеках, с испариной на лбу.
Горе луковое, а не невеста.
Она швырнула книгу на диван, а за ней – и веер, и флакон с нюхательной солью, заставив детей подпрыгнуть от испуга. Ни на кого не глядя, поднялась на второй этаж. Вошла торопливым шагом в свою спальню, закрыла дверь и села на кровать.
Паника схлынула, как морская вода во время отлива. Мир стал таким же, как и прежде. Воздух, струящийся из открытого окна, все еще обжигал, но больше не походил на горячую смолу, от которой склеивались легкие.
Магдалина была зла на саму себя; беспомощность и одуряющее чувство моральной усталости делали эту злость еще сильнее. Она так ждала этот день, она представляла его в мельчайших подробностях. Все вроде бы шло так и одновременно – совсем не так, как нужно. Даже Роланд ощутил, что за декорацией, на которой изображен светлый день, скрывается таящая угрозу тьма.
В дверь постучали.
– Магдалина, милая, – послышался ласковый голос матушки Птанифер, – господин Эльвен зовет тебя в кабинет.
Магдалина тряхнула головой, поглядела в зеркало трельяжа, поправила локоны.
– Передайте дяде, что я буду у него через минуту, – ответила она. – А лучше – через пять.
Роланд не остался на обед.
Ушел.
Они разминулись.
Каждая мысль – как вспышка молнии. Магдалина часто моргала и не смотрела на дядю. Вспышки-мысли мелькали перед ее внутренним взором, бросая на действительность пугающие тени.
Матвей Эльвен сидел за письменным столом: рыжебородый, с аккуратно зачесанной лысиной. Светлый пиджак спортивного покроя, белая сорочка из такого тонкого шелка, что она казалась мокрой, коричневый нашейный платок с едва заметным фиолетовым пятном от чернил. На толстых пальцах с пожелтевшими от крепкого табака ногтями – массивные золотые перстни. Перед