Откровения Екатерины Медичи. К. У. Гортнер
у двери. Я отправила Анну-Марию следить за передвижениями Генриха, а сама предпочла не выходить к ожидающему торжественной встречи двору. Менее всего мне хотелось выглядеть этакой соскучившейся женушкой, которая первой бросится на шею супругу, едва он покажется на глаза.
Чувствуя, что фрейлины не сводят с меня глаз, как было всегда, когда они чуяли мое волнение, я незаметно сунула руку в карман и улыбнулась, нащупав крохотную склянку, которую прислал мне Козимо. Он обещал, что эта смесь вынудит Генриха думать только обо мне. Сама я выпила свою долю эликсира еще утром. Теперь требовалось лишь незаметно подлить оставшееся в вино мужу, а пробужденная природа довершит остальное.
Фрейлины вышивали. Я же с тех самых пор, как пришло известие о возвращении Генриха, была сама не своя и уже собиралась удалиться, когда вдруг услышала стремительный цокот каблуков. Я резко выпрямилась в кресле.
В комнату ворвалась Анна-Мария.
– Его высочество идет сюда! – выпалила она. – Только я слыхала в галерее, что…
– Сплетни я выслушаю потом. – Я пропустила ее слова мимо ушей. – Сядь. Генрих должен подумать, что мы его не ждали.
– Но вашему высочеству нужно знать, что…
– Потом. – Я указала ей на стул.
Анна-Мария с отчаянием глянула на подруг, но села.
Волнение с новой силой охватило меня. С тех пор как мы с Генрихом виделись в последний раз, миновало восемь долгих месяцев. Какое впечатление я произведу на него? Подействует ли эликсир? Смогу ли я вновь забеременеть?
Из коридора донесся буйный взрыв смеха, и в комнату вошли несколько мужчин. Среди них я увидела близкого друга и соратника Генриха – Франсуа де Гиза. Он был все так же худ и долговяз, однако теперь его лицо с резкими чертами, которое могло бы считаться красивым, если бы не выражение холодной чопорности, украшал свежий шрам. Он наискось пересекал щеку, отчего левый уголок рта приподымался в застывшем подобии улыбки.
– Господа, – тепло проговорила я, – до чего приятно вновь вас видеть. С возвращением!
Они низко склонились передо мной, и тут из-за их спин выступил Генрих. Я с трудом узнала его. На нем был неброский коричневый камзол, худощавое лицо наполовину скрывала густая борода, запавшие глаза блестели в тени глубоких глазниц. В этом угрюмом лице я обнаружила зрелость, привитую месяцами войны, когда Генрих принужден был смотреть, как его соратники гибнут за Францию. Мой муж ушел на войну и вернулся, навеки отмеченный ее печатью.
– Не хочешь ли вина? – спросила я, когда он мимолетно коснулся губами моей щеки.
– Я больше не пью вина.
Я опешила. Если Генрих теперь не пьет вина, как же я дам ему эликсир? У снадобья горький привкус, вода его не скроет. Я лихорадочно подыскивала причину настоять, чтобы Генрих принял из моих рук кубок, и тут заметила, что он быстро переглянулся с Гизом. Генрих вновь обратил свой непроницаемый взор на меня, и сердце мое упало.
– Как я рада, что ты вернулся, – проговорила я, взяв