Откровения Екатерины Медичи. К. У. Гортнер
align="center">
Глава 10
Сады за стенами Фонтенбло сковал январский лед и засыпал снег, но здесь, в моих покоях, царил нестерпимый жар, волнами шедший от каминов и раскаленных жаровен.
Схватки начались рано утром, и родильная комната, отделенная от покоев тяжелым занавесом, превратилась в особый мир, где безраздельно властвовали женщины. Скорчившись на стуле с большой дырой в сиденье, я извивалась в приступах боли, не замечая густого запаха собственной крови и мочи.
– Тужьтесь, ваше высочество! – шипела мне на ухо Диана. – Тужьтесь!
Сейчас подам голос, велю ей убираться прочь… но боль обрушилась на меня с такой силой, что, казалось, сейчас расколет пополам.
Я взвыла… и внезапно меня охватило ощущение безмерной пустоты. Вязкие потоки вод хлынули из меня, и между бедер появился таз, в который упал послед.
Залитыми липким потом глазами я смотрела на Диану. Она вполголоса совещалась с повитухами. Затем воцарилась напряженная тишина.
Из последних сил я приподнялась, превозмогая боль во всем теле.
– Ребенок… мой ребенок… что с ним?
Диана обернулась. Она держала плачущего младенца, запеленатого в белый бархат.
– Это мальчик, – промурлыкала она и вынырнула из родильной, прижимая к груди моего новорожденного сына, наследника Генриха.
Враз обессилев, я рухнула на подушки. Свершилось. Наконец-то я произвела на свет своего спасителя.
Следующие два года выдались нелегкими. Истощая казну и вызывая народное негодование, мы вели войну, в которой невозможно было победить. Каждый новый налог, шедший на содержание армии, порождал бунты, и отовсюду Франциск получал донесения, что лютеранские проповедники проникают в страну из Нидерландов, подстрекая его подданных искать утешения в протестантской вере. Разоренный, полубольной, он в конце концов подписал мирный договор с Карлом V.
Я между тем ожидала исхода своей второй беременности. После рождения сына, крещенного в честь деда Франциском, Генрих по наущению Дианы так же регулярно посещал мою опочивальню. Наши плотские утехи по-прежнему были лишены истинной любви, но словно открылись створки невидимой плотины – времени, которое мы провели в одной постели, оказалось достаточно, чтобы зачать второе дитя.
Я понимала, что заключила сделку с нечистым, но зато мое будущее теперь не вызывало опасений.
В апреле 1545 года, претерпев всего каких-то три часа схваток, я дала жизнь своей дочери Елизавете. Ее появление на свет разочаровало тех, кто ожидал второго сына, однако сама я ликовала сверх меры и настояла на том, чтобы самой заботиться о дочери в первые месяцы ее жизни.
Елизавета была само совершенство – гладкая кожа Валуа, влажно-черные глаза. Я часами ворковала над ней, суля ей все, чего никогда не знала сама, – уют, безопасность, родителей, которые всегда будут любить ее. И когда она засыпала у меня на руках, я находила в эти минуты подлинное утешение от невзгод, бушевавших во внешнем мире.
Весна вопреки