Нарвское шоссе. Сергей Сезин
хошь топором что сделать.
Дедовщины у них не было. Потому что серьезным делом занимались, а не дурью маялись, и времени на дурь не было. Так он говорил. Ну, вроде как и тутошние саперы должны серьезным делом заниматься. Так что и я не против серьезного дела. Вот только насчет мин я не знаю ничего. Тогда надо тоже в другой взвод проситься, который мины не ставит.
Так я и шел до сумерек, когда ноги совсем не устали и понял, что пора уже лечь и отдохнуть. Ноги-то совсем не того. Интересно, сколько я протопал-то?
Нашел пару невысоких, но разлапистых елочек, под нижними ветками одной из которых и решил прилечь. Вдруг ночью мне на радость дождик пойдет. С другой елки в темпе ободрал мягких веток, чтоб не на голую землю лечь, и залег. Перед сном кусочек хлеба отломил и сжевал, да из фляги отхлебнул. «Ложусь на новом месте, приснись жених невесте», как мать раньше говорила, когда мы где-то не дома ночевали.
Но невеста не приснилась. Сон был какой-то прерывистый и страшный, что-то я такое жуткое и опасное видел, отчего просыпался и спешно отбегал отлить лишнее. Потом снова ложился, и снова меня что-то будило. То сон, то какие-то букашки, гуляющие по моей обгорелой спине, то гад-филин орать что-то начал. Огрызок летающий, чтоб у тебя запор случился, и ты от перегрузки взлететь не смог! В общем, уснул я спокойно только под утро, а до этого не столько спал, сколько маялся.
Авторский комментарий
Но не спал не только он в перелеске юго-восточнее Кингисеппа, не спали еще многие другие.
И не спал также товарищ Сталин.
У него еще до войны сон стал сдвигаться на утро и позже. Оттого он все чаще засиживался за полночь, не спал большую часть темного времени, а засыпал под утро и спал почти до обеда. А с началом войны все чаще приходилось засиживаться до пяти или даже шести утра. Но дел сваливалось все больше и больше, приходилось вести прием в кабинете и утром, и вечером, и даже на даче приходилось быть оторванным от сна – больно тяжелые вести приходили. Видно было, что будили его со страхом, что будят, но не разбудить было еще страшнее. Война требовала немедленных решений. Да еще и ТАКАЯ война.
А здоровье было уже не то, что прежде. Поэтому периодически приходилось не вести прием в Кремле, а оставаться на Ближней даче, общаться по телефону в случае неожиданностей. Надо было отдохнуть, потому что если не отдохнешь тринадцатого, то есть вчера, – будешь дальше работать, ощущая постоянную утомляемость. Такое бывало и раньше, но тогда здоровье было получше, да и цена ошибки сейчас становилась слишком велика.
А сон был все хуже и хуже. Последние несколько дней он совершенно не приносил отдыха и успокоения. Только сомкнешь глаза, как в голову лезет всякая гадость. Добро бы виделись во сне гибнущие дивизии и корпуса, это еще понятно, но лезет именно гадость какая-то: странные люди, которые ему советы дают! И советы-то какие-то непонятные. Одни говорят, что Павлов предатель, а Жуков вместе с ним. Другие – не арестовывай его, он не виноват! Как же! Но интересен разброс мнений. И другое советуют –