Вся правда о Футтауне, штат Нью-Йорк. Андрей Игнатьев
понурый, не было сил улыбаться. Думаю, Джону это не понравилось. Вдобавок опоздал на ужин. Все ждали одного меня, долго кричали имя, а я лежал на кровати в комнате, разглядывал стены и ничего не слышал.
Интересно, они видят, что что-то пошло не так?
Вечером, когда я сидел за компьютером, Джон зашел на веранду, бесшумными шагами приблизился ко мне и положил на плечо руку:
– Как ты? – спросил он вкрадчиво. – Все в порядке?
– Да, – ответил я, – все в порядке, спасибо.
(Про Лину они ничего не знают).
– Хорошо, – сказал Джон. – Это тяжело, когда все говорят на чужом языке. Но я рад, что ты приехал так рано. Знаешь почему?
– Да, у нас ведь очень много работы…
Джон кхекнул и сощурился:
– И это тоже, конечно… В твоей анкете написано, что одна из твоих целей – выучить английский язык? Здесь ты это получишь! По моему мнению – нет лучшей школы, чем общение с детьми. Ты должен общаться с детьми, когда они приедут. А сейчас – эти дни – это отличный шанс попрактиковаться в английском с ребятами, и я думаю…
И он еще что-то говорил, а я кивал, внимая. Но постепенно его слова отдалились, звучали волнообразно и приглушенно, не нарушая меланхолического течения моих мыслей. Не знаю, сколько раз ему пришлось повторить, прежде чем я понял – он от меня чего-то хочет. Джон спрашивал, довольно резко:
– Так ты уже читал ставманиол?
– Staff money all? – с сомнением выговорил я.
– Да.
– Вы о контракте, верно? Да, я получал копию.
– Нет, – сказал Джон, отстраняясь, скрещивая на груди руки, – ставманиол. Большой документ, содержащие очень важные директивы.
– Директивы?
Я стал судорожно перебирать в голове ворох бумаг, которыми нас завалили в Хаттимиле, но ничего похожего не попадалось.
– Кажется, я не понимаю, о чем идет речь, – признался я.
Джон смотрел насуплено и серьезно.
– Как же ты собираешься работать с детьми, если не читал ставманиола? – спросил он раздраженно.
«Какой, к черту, ставманиол?» – ответно раздражаясь, подумал я. Может быть, он имел в виду один из тех файлов, которые прикрепляла к своим письмам Бекка?
– Послушайте, – обратился я к нему, рассчитывая все прояснить, – все документы, которые нужно было обязательно изучить, я видел. Но того, о котором говорите вы, не помню. Если хотите, вечером я пересмотрю все еще раз.
Джон вздохнул, сказал: «Я принесу его», – и вышел.
Мне было жаль, что я огорчил Джона. Но с другой стороны – неужели он всерьез полагает, что со всей канителью, которой, в конце концов, обросла эта поездка, у меня было время до просматривания каких-то второстепенных документов? В многочасовых попытках выстоять очередь за заграном, в изнурительных ночных дежурствах возле здания ОВИРа, покрытого декабрьским снежком, в заполнении всевозможных форм для поиска работодателя и получения визы, от анкет, доказывающих, что дома меня будут ждать, до справок, что у меня наличествуют все прививки.