Вся правда о Футтауне, штат Нью-Йорк. Андрей Игнатьев
не обмолвилась об этом! – А где именно?
– В Санкт-Петербурге.
– Вам понравилось?
– Даже не знаю, там было жутко холодно, – поеживаясь от воспоминаний, сообщила Бекка.
– Когда же вы ездили?
– В январе.
«В январе, – разочарованно подумал я, – зачем строить планы на Россию именно зимой, если первые ассоциации со страной: снег, Сибирь, морозы?» Впрочем, для человека, запивающего противопростудные снадобья чаем со льдом, в этом, наверное, нет ничего алогичного.
Уже больше недели я жил в лагере. В коллектив за это время, мягко говоря, не влился. Мы были слишком разными, к тому же я не владел английским. Приехав лишь с базовым его знанием, я был уверен – этого хватит, чтобы добраться куда следует и не заблудиться. Я и не предполагал, с какими трудностями столкнусь после. Без полноценной речи личность меркнет, растворяется, как краска в уайт-спирите, теряет себя. Тяжело быть взрослым человеком со словарным запасом ребенка. Не выходит из такого ни хорошего слушателя, ни рассказчика – ты не понимаешь, что тебе говорят другие, и собственные мысли доносишь искаженно, сбивчиво, медленно. Постепенно тебя перестают слушать, тебе перестают рассказывать – ты просто остаешься один. Но они не оставляют тебя в покое, теперь ты вроде как чужак – белая ворона. Тебя пытаются зацепить, придраться к тебе, подколоть.
Прекрасно осознавая, что нужно хорошо клеваться, чтобы не быть заклеванным самому, я и этого делать не мог. Шутить в ответ не получалось. Дать адекватный отпор зубоскальству, совершенно не владея палитрой интонаций, не зная шкалы ругательств, оказалось непосильным – подбирая крепкое словцо, я не улавливал его градус и был как неумелый повар: то недосаливал бульон, то превращал в мертвое море. Да и как же тут угадаешь? Стоит Спенсеру сказать гадость, и все молчат, будто он ни выдал ничего такого, стоит мне угостить Спенсера одним из его же собственных оборотов, Роб и Сью принимаются неодобрительно гудеть, будто я перегнул палку. Я все ощутимее чувствовал неприязнь с их стороны, поначалу она проскальзывала лишь в мелочах, но со временем приобретала все более отчетливые черты. Между мной и другими поднималась стена, а может быть, разверзалась пропасть. И если пропасть, то иногда мне казалось, что я стою уже на самом краю.
О наших отношениях Кларки ничего не знали – работали мы все вместе, прикидываясь дружной командой, день за днем убирали trash, garbage, litter и rubbish /мусор/. На этот раз наводили чистоту в домиках – подметали полы, протирали пыль. Говорят, совместный труд сближает, в случае со Сью все было c точностью наоборот. Она изводила меня с самого утра. «Подмети здесь, вынеси мусор, передвинь стеллаж!» При этом Сью как будто забывала, что кроме нас двоих в домике находится еще три человека. Я был совсем не против того, чтобы ей помочь, но она не просила о помощи, она указывала мне, что делать. Не знаю, кем она себя возомнила, только я всерьез забеспокоился, что следующий стеллаж передвинется ей на ногу.
Спенсер и Робби явно считали Сьюзан симпатичной. По американским меркам она, наверное, стройна, по нашим – полновата,