Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева
около шести тысяч человек.
Таня ненавидела Флэтчера.
В конце сказали что-то о возможном сотрудничестве с Францией, но она почти не слушала.
На завтраке она увиделась с Марком и Денисом: оба были усталыми и бледными, но оба шутили и, кажется, даже нашли общий язык между собой. Миша оказался, слава Богу, цел и невредим.
Абсолютно все курсанты, офицеры и сотрудники ПВВДКУ остались живы и здоровы, ― об этом объявил Звоныгин на внеочередном построении всего училища на плацу. Он отметил их собранность, похвалил даже, что было редкостью.
– Особо отмечаю старшего лейтенанта Калужного и лейтенанта Назарова, ― сказал Звоныгин. ― Второй курс оказался наиболее подготовленным к таким чрезвычайным ситуациям. Всем курсантам объявляется благодарность.
После обеда Таня встретила на улице Радугина, который, потрепав её по плечу, заявил с оптимизмом:
– Ну как ты после вчерашнего? Сильно испугались?
– Нормально, товарищ подполковник. Ничего.
– Это всё… Это всё пройдёт, Таня, рано или поздно. Когда-нибудь война кончится, и мы все выйдем на пенсию, ― задумчиво проговорил Радугин, а потом будто стряхнул с себя эту серьёзность и довольно оптимистично продолжил: ― Я знаю, Соловьёва, что ты, как примерный курсант, мечтаешь поработать на благо училища. Иди-ка помой полы в штаб. Я тоже как раз сейчас туда иду ― совещание.
И вместо личного времени, которое можно было бы потратить хоть на какое-то осмысление и обсуждение всего произошедшего, Таня, взяв ведро и тряпку, отправилась мыть кабинет Звоныгина.
Состоял он из двух комнат. Вторая представляла собой что-то вроде подсобки и была завалена всяким барахлом. Убрав ведро и тряпку именно туда, Таня принялась вытирать пыль на полках.
Она написала смс-ку Вере, спросила у неё про Сашин детский дом. Вера, слава богу, ответила, что всё хорошо: и она, и Сашенька целы. Захотела встретиться дня через два. Таня обещать не могла, но сказала, что постарается. От дяди Димы лично приехал Ригер, его помощник, и заявил, что всё нормально и сам дядя Дима приедет к ней на днях поговорить.
Очнулась Таня, уже глядя на пол круглыми от ужаса глазами. Она разбила вазу Звоныгина. Как она, блин, могла это сделать?! Что ж ей на хрупкие вещи-то так везёт?! Зачем их вообще ставить нужно? О господи, это же не просто косяк, как на кафедре тактики, это самый настоящий косячный косяк, залёт, причём очень, очень серьёзный!
В коридоре послышались шаги, и она, стараясь не думать о том, что делает, мгновенно собрала четыре крупных осколка, схватила их и заскочила в подсобку. Сейчас Звоныгин зайдёт, возьмёт что-нибудь и уйдёт. А даже если и не уйдёт, Таня постоит немного, а потом выйдет и скажет, что просто убиралась. А осколки выбросит потом.
Послышался звук открывающейся двери, и Таня прижалась к стенке.
– У нас очень большие проблемы, господа офицеры, ― заговорил Звоныгин серьёзно, и она схватилась за голову: угораздило же попасть так! ― Садитесь.
– Погибли практически все секретные