Веха. Владимир Павлович Песня
со складами. Я пошёл в этом году в четвёртый класс, а Ваня во второй. Ксюшу решили в этом году пока не вести в школу из-за того, что она была маленькой, и ей давали только лет пять по возрасту, а то и меньше.
В самом начале ноября замело, и сразу намело столько, что мы, все вместе, почти весь день расчищали двор от снега. Как всегда зима приходила неожиданно, не то, что лето. Основную живность, то есть птицу, овец, индюков, начали потихоньку сбывать на базаре, оставив себе на зиму. Свиней, как правило, начинали резать только тогда, когда начинались морозы, чтобы не портилось мясо, хотя, периодически, их резали для еды, но небольших. Так делали все, оставляя себе немного, а остальное мы, пацаны, разносили по соседям. Приносили и нам, таким образом, в каждой семье всегда было свежее мясо и сало. Об этом даже договаривались, чтобы не резать одновременно. Мы, детвора, всегда присутствовали на процессе, когда начинали смалить свинью, обжигая её соломой, но самое интересное для нас было это тогда, когда начинали тушу разделывать. Шкурка! Только что обмытая горячей водой, и соскоблённая ножом, она была такая аппетитная, что не было сил удержаться. Нам, конечно же, отрезали большие куски, при этом постоянно ругая. Мы получали подзатыльники, но всё равно лезли к взрослым, и всё начиналось сначала. А какая была свежатина, зажаренная на большой сковороде, которая сопровождалась неизменной самогонкой и до поздней ночи. Мать с Дусей суетились возле мяса, внутренностей, нарезая по кусочку соседям, которые мы потом разносили. Вообще процесс был очень запоминающий, и мы всегда с трепетом ждали его, боясь пропустить.
А какие мама делала колбаски? Пальчики оближешь! Всё, что оставалось, она просаливала и раскладывала по небольшим бочонкам, сало отдельно, мясо отдельно. Таким образом, к Новому году, эти два бочонка наполнялись мясом и салом, и нам хватало до весны. Ходить зимой в школу было конечно утомительно, но интересно, когда была погода терпимой. Но когда начиналась метель, идти по открытому полю становилось невозможным. Частенько нас подвозили до Беловска, но всё равно, большинство ходили пешком. Огромные валенки до самых колен, натирали ноги под коленями до такой степени, что иногда даже кровоточили, но отец запрещал их обрезать, ругаясь нещадно на нас. В валенках ходили все, и взрослые, и дети. Верхняя одежда, да и штаны, были ватными. В них мы и ходили. У мамы был укороченный тулуп, больше похожий на шубку, а отец всегда ходил в длинном тулупе. У Дуси тоже был коротенький полушубок, как, собственно, и у Василия, и у Александра. По нашим, деревенским меркам, это было зажиточно. Но так было далеко не у всех. Кто-то в ватниках и ходил всю зиму, латая их, перелатывая из года в год, хотя именно в нашей деревне все взрослые красовались в таких тулупах и полушубках. Отчего нам все завидовали, называя нас между собой кулаками.
Из-за того, что наш дед передал весь конезавод красноармейцам в самом начале гражданской войны, нас не трогали, не трогали всю нашу деревню. Практически все у нас поддерживали советскую власть, многие были коммунистами, но никогда не выпячивались, а работали,