Путь пантеры. Елена Крюкова

      Стоял рослый парень, смеялся во весь рот. Ямочки на щеках, тугие скулы. Щербина меж зубов. Похож на зайца. Рубаха расстегнута на груди. Рядом женщина, ему по плечо. С виду старше, но видно, что тоже счастливая. На руках держит белый странный кокон. Вроде куколки. Да бабочка не вылетает. Все завернуто, закручено белым, плотным, атласным, штапельным, смертным.

      – Люся… кто?

      Бабушка глядела на Рома незряче. Глядела и не видела.

      Что, кого она видела сейчас вместо него?

      Собралась с духом. И дух вылетел из ее рта, как тихая песня.

      – Это твои мама и папа, Ромушка.

      Ром держал фотографию, и пальцы дрожали.

      И его голос, как песня, прозвучал:

      – А где они теперь?

      И бабушка прижала руки к груди. Она так удерживала, как птицу, свое резко и сильно, кровавыми толчками, бьющееся сердце.

      – Они умерли.

      – Как?

      У внука кончились слова. Он понял: ничего говорить не надо.

      Бабушка положила руки на колени. Крепко переплела пальцы. Набрала в грудь воздуха. Ей предстояло нырнуть в песню, которую она еще не пела никогда.

      – Они поехали в Москву покупать еду. Вкусную еду, нам всем! Еда, еда людская! Все мы едим еду. Все мы ее готовим. И никто не знает, какую еду будем мы есть там, куда нас пригласят в свой черед. Железная повозка везла их, везла! Слишком быстро везла! Разбилась она, разбилась. Разбились они, разбились. В алое месиво превратилась еда. Мы – лишь еда смерти, и ест она нас, причмокивает, и вкусны мы для нее. Что такое тело? Что такое душа? Душа – это продолженье тела, а тело – это продолженье души. Я хоронила их, а как – не помню! Мне все пели в уши, пели вокруг, очень громко, оглушительно, и я слух потеряла. А потом опять услышала мир. Ты у меня остался. И так я стала тебе всем, всем. Матерью тебе стала! Отцом – стала! Дедушкой – стала! Бабушкой – стала! Я одна у тебя осталась, и ты стал всем миром моим! Я так люблю тебя! Я люблю тебя так, как никто тебя больше в целом мире любить не будет! Даже девушка твоя! Даже – жена! Даже – дети твои, внуки твои! Я, я одна…

      Так пело ее ветхое, дырявое, как старая тряпка, сердце. А губы вылепили:

      – Несчастье… Не спасли…

      Воздух в груди кончился. Легкие сложились гармошкой и выдохнули последний плач. Слезы высохли, будто под солнцем палящим. Внук положил фотографию родителей на заваленный мертвой жизнью стол и крепко обнял бабушку за плечи.

      – Ты одна у меня. Ты моя. Я больше никого не полюблю. Я буду любить только тебя.

      И бабушкино счастливое лицо взошло над поминальным столом, как яркое солнце.

      И Ром сказал:

      – Я хочу посмотреть на звезды. Давай пойдем посмотрим на звезды?