Исчезнувший. Дмитрий Красько
ты! Здорово. А зачем, все-таки, за мной ехал?
Рамс немножко смутился, хотя у него это плохо получилось – он просто не умел этого делать. Потер кончик мясистого носа и признался:
– А ты город лучше меня знаешь. Всякие закоулки-шмакоулки. Я в пробках не хотел стоять, поэтому за тобой поехал.
У него был такой вид, будто он только что собственноручно втоптал в грязь свое гипертрофированное мужское достоинство. И я пожалел его, сказав:
– Да ты не переживай, Рамс. Я не в претензии. Но с одним условием – теперь мы в расчете и я тебе никакой газировки-шмазировки не должен. Идет?
– Идет, – тяжело вздохнул он и поднялся. – Совсем плохой утро, э? Сначала Макарец уволить хочет, теперь ты меня на газировку кинул. Домой приду – жена точно не даст.
– За жену не скажу, – я тоже поднялся, – а про Макареца смело забыть можешь. У него таких прав нету, чтобы увольнять кого-нибудь. Он завгар простой.
– Зачем тогда он это говорил?
– Потому что сношать мозг ближнему своему – это право у него есть. Это право вообще у любого человека есть. Ты этому только не удивляйся, хорошо?
– Пойду домой, – Рамс осуждающе покачал головой – мол, как вы, кретины, достали со своими мудреными завихрениями! – и таки пошел к воротам. Видимо, имея в виду начать оттуда путешествие к жене. Которая все равно не даст – он сам признался.
Я хмыкнул и зашел в боксы. Беседа с Рамсом неплохо подправила настроение.
Пока я общался с Макарецом и Рамсом, пока между делом носился по территории таксопарка, большинство народа успело разъехаться. Остались те, чей напарник еще не прибыл, поскольку волей клиента был отправлен к черту на кулички, да те, чьи транспортные средства были тяжело больны. Общим количеством не больше полутора десятков человек. Они неприкаянно слонялись по гаражу, изредка сбиваясь в стихийные кучки.
Из общей массы выбивался Генаха Кавалерист – жилистый тощий мужик лет на пять старше меня. Он стоял возле смотровой ямы, гордо выгнув колесом свои потрясающей кривизны ковбойские ноги, и разглядывал плакат на стене.
В смотровой яме стоял механик Вахиб и тоже смотрел на плакат. Сквозь дырку Генахиных ног.
Я решил, что на стене висит безусловно стоящая вещь, раз два таких уважаемых аксакала во все глаза пялятся на нее. Стоило присоединиться и оценить. Люблю шедевры.
Но, подойдя, не удержался и сказал механику:
– Слышь, Вахиб, а Генаха не шотландец – он Кавалерист.
– Ну и што? – Вахиб безразлично пожал плечами.
– Так у него не юбка, хрена ты ему под подол заглядываешь? Все равно ничего не видно.
– Тьфу, шайтан! – выругался Вахиб. – Сам дурак, и бабка твой с пистолетом ходил! – Развернулся и исчез под чьим-то неизлечимо больным авто. Я хохотнул и шагнул к Генахе.
– Здорово, Кавалерист. Приобщаешься к высокому искусству?
– Салют, Мишок. Не, а че? Великая вещь. Предлагаю выдвинуть на Нобелевскую.
Я присмотрелся. Действительно, неплохо. Если и не верх идиотизма, то где-то очень близко. Как, впрочем,