Исчезнувший. Дмитрий Красько
ведущие на территорию таксопарка, были распахнуты настежь. Время пересменки, а как иначе? Почти сотня человек подъедет сюда, чтобы принять старенькие – и не очень – казенные «Волги», еще столько же – чтобы эти «Волги» им передать. Ну, может, плюс-минус десяток – кто-то заболел, у кого-то машина в ремонте, кто-то вообще в отпуске. Дело житейское.
Я загнал машину в бокс, вылез и осмотрелся. Народу в парке было уже порядочно. Приедь сейчас сюда колизеевские бойцы и попытайся затеять заварушку – им таких люлей навешают, что о профессии охранника придется забыть раз и навсегда. Хорошо, если подкопленных на этом поприще денег на инвалидную коляску хватит. Но бойцов из «Колизея» еще не было – я проезжал через ворота, я бы приметил.
Попытка отыскать в толпе тощую фигуру Четырехглазого также успехом не увенчалась. Не потому, что Валерий Четыре Глаза был настолько невзрачным, что постоянно терялся на фоне других людей. И даже не потому, что он попросту отсутствовал в гараже. А потому, что мне нагло и беспардонно помешали в этом вопросе разобраться. Так нагло мог себя вести только один человек в нашей большой конторе – завгар Макарец.
Он подкрался сзади и, сияя щербатой улыбочкой довольно подлого внешнего вида, сунул мне в руки журнал:
– Распишись, Мешковский.
Начало, в принципе, не самое страшное. Скорее – традиционное начало. Но расслабляться не стоило – Макарец на все способен. Я нарисовал закорючку в графе «Окончание смены», проставил циферки, когда сие произошло, и вернул журнал завгару. При этом мне не очень понравилась морда его лица. Она и прежде-то симпатий не вызывала (а такая морда только резиновой женщине приглянуться может, потому что той вообще все пофигу – она надувная), но сегодня выглядела особенно неприятно. Хитрая-хитрая. Макарец явно что-то замышлял. Знать бы – что.
Не сказать, чтобы под моим суровым пристальным взглядом завгар стушевался, но не без гордости отмечу – глаза он отвел первым. Правда, лишь для того, чтобы в свою очередь поставить контрольный росчерк в журнале. После чего захлопнул книжицу и выразительно пощелкал перед моим носом пальцами. Танцор диско, блин. Джимми-Джимми, хочу хача, чтоб он лопнул. В последние пару лет, видимо, в целях экономии средств, его назначили еще и ответственным за сбор выручки, поэтому я молча, хоть и не без зубовного скрежета, нырнул в салон, достал из кормушки деньги и сунул в протянутую ко мне жадную и загребущую лапу.
Завгар пересчитал купюры и прищурился еще хитрее:
– Четыреста тысяч. Ты что, охренел, Мешковский? Это не работа. За такую работу в шею гнать надо.
– Тебе до моей шеи еще расти и расти, – успокоил я. Насколько успел заметить краем глаза, – а краем глаза я замечаю на удивление много; это, наверное, какая-то особая форма косоглазия, – из тех, кто отработал в ночную, ни один не сделал больше полутора миллионов. А кое-кто даже до моей планки не дотянулся. Но ведь у нас с Макарецом особо теплые отношения, и мои трудовые успехи