Хранитель Лачубту-нгуо. Павел Валентинович Зубов
с ней появляется много ребят из моего детства. Они начинают плеваться и ругать Фому, но тут Лена оглядывает всех и заявляет:
– Да, ладно? Просто он такой необычный, даже… клевый!
Все разом стихают и смотрят на нее. Девочка хмыкает и еще раз подносит бутылку ко рту, потянув из трубочки – раздается громкий булькающий и хлюпающий звук, гласящий о том, что напиток закончился. Тогда Лена отбрасывает бутылку в сторону. Я замечаю, что она становится немного другой, вроде как старше. А вскоре понимаю, что это вовсе и не Лена, а Василиса!
Когда ее узнаю, девушка подмигивает мне. Потом вытягивает ногу, обутую в высокий кожаный сапог, зацепляет каблуком отрубленную женскую голову и двигает к себе. Быстро нагнувшись, хватает ее за волосы. А я все смотрю и не могу пошевелиться. Даже мысли остаются в полном покое, пока слежу за происходящим.
Василиса весело смотрит в безжизненные глаза женщины и, приближая ее лицо к своему, целует в мертвые губы. Вскоре голова женщины летит в сторону, как ранее пустая бутылка, брошенная беззаботной рукой, а на месте Василисы появляется Фома! Я протираю глаза и снова смотрю – этот урод мерзко улыбается своими тонкими, измазанными помадой и кровью губами.
Я громко кричу что-то нечленораздельное и, ощущая в руке невесть откуда взявшийся меч, устремляюсь к Фоме. Он продолжает сверлить меня безумным взглядом, а ехидная улыбка не сходит с его лица. Меньше чем за секунду я покрываю разделяющее нас расстояние и с силой вгоняю острый меч ему в грудь по самую цубу!
Мальчуган падает с ящика и несколько раз переворачивается на льду. Стоящие вокруг ребята с испугом смотрят сначала на него, потом на меня.
– Ярик! Посмотри, что ты натворил! – рыдая, восклицает Румия и прикрывает лицо от ужаса.
Я опускаю голову вниз и замираю – на льду в неестественной позе лежит Василиса! Тело повернуто на бок, ноги поджаты, руки раскинулись по сторонам, из груди выступает рукоять меча, из спины – окровавленное лезвие, а лицо смотрит вверх, в бесконечно глубокое небо, такое же, как ее глаза. С губ Василисы медленно стекает рубиновая струйка крови и устремляется вниз по шее.
Завывая от отчаяния, близкого к безумию, я подбегаю к убитой девушке и падаю перед ней на колени. Осторожно дотронувшись ладонью до ее щеки, отдергиваю руку и закрываю глаза. Закрываю глаза, чтобы не видеть…
…
Вспышка. Яркий свет. Ослепительно яркий свет! Потом темнота.
Оглядываюсь вокруг – ничего не видно. Но четко слышу стук своего сердца, дыхание своих легких. Чувствую руки и ноги – даже могу ими шевелить. Вот и глаза привыкли к темноте, и я узнал очертания своей квартиры в Хельмграде.
Оказывается, лежу на своей старой кровати, полузакрытый одеялом. Все вроде хорошо, и даже ощущаю себя вполне живым человеком! Одно только плохо – ужасно болит голова. Видимо проснулся с сильнейшего похмелья…, но не помню, зачем вчера так напился, чего потом творил… Еще и этот ужасный кошмар, от которого