Барчестерские башни. Энтони Троллоп
кретин, да встань же! – сказала она весело.
Миссис Прауди тем временем окружили епископ, мистер Слоуп и три ее дочери, помогая собрать остатки ее великолепия. Девицы выстроились полукругом позади матушки и, неся обрывки кружева, не без достоинства вышли следом за ней во внутренние комнаты. Миссис Прауди удалилась привести себя в порядок.
Как только это созвездие скрылось, Этельберт вскочил и с притворным гневом повернулся к тучному священнику.
– Все-таки это ваша вина, сэр, а не моя! – объявил он. – Но, возможно, вам обещан приход, а потому я промолчал.
Тут по адресу тучного священника раздался смех, к которому присоединились епископ с капелланом, и все успокоились.
– Ах, милорд, мне так жаль! – сказала синьора, протягивая руку, которую епископ был вынужден взять. – Мой брат – ужасный шалопай. Прошу вас, сядьте! Доставьте мне удовольствие познакомиться с вами. Хотя мне, увы, необходима кушетка, я не настолько эгоистична, чтобы забрать ее себе всю. – Маделина всегда была готова подвинуться, давая место джентльмену, но жаловалась, что кринолины дам слишком громоздки.
– Ведь я предприняла эту трудную поездку только потому, что жаждала познакомиться с вами, – продолжала она. – Вы так заняты, и я не смела надеяться, что у вас найдется время посетить нас. А английские званые обеды такие скучные и чинные! Вы знаете, милорд, когда нам пришлось вернуться в Англию, моим единственным утешением была мысль, что я познакомлюсь с вами. – И она метнула в него дьявольский взгляд.
Епископ, впрочем, счел его ангельским и, опустившись на кушетку рядом с ней, поблагодарил ее за то, что она, несмотря на свой недуг, посетила его дом, а сам продолжал ломать голову над тем, кто она такая.
– Вы, конечно, знаете мою грустную историю? – сказала она.
Епископ не знал ее грустной истории. Но он знал (так ему казалось), что она не может войти в комнату, как все люди, и воспользовался этим. С глубоко сострадательным видом он сказал, что ему известно, как тяжко господь ее испытует.
Синьора прижала к уголку глаза очаровательнейший платочек. Да, сказала она, свыше сил человеческих, но пока у нее не отняли ее дитя, у нее ничего не отняли.
– Ах, милорд! – воскликнула она. – Вы должны увидеть эту малютку – последний бутон дивного древа. Позвольте матери питать надежду, что вы возложите свои святые руки на ее невинную головку и утвердите ее в женских добродетелях. Можно ли мне надеяться? – И она коснулась рукой локтя епископа, глядя ему прямо в глаза.
Епископ был всего лишь мужчиной и ответил, что можно. Ведь в конце концов она просила только, чтобы он конфирмовал ее дочь: просьба даже излишняя, ибо он и так конфирмовал бы девочку по давно заведенному порядку.
– Кровь Тиберия[21], – вполголоса произнесла синьора, – кровь Тиберия течет в ее жилах. Она – последняя из Неронов!
Епископ слышал про последнего из визиготов[22], в его мозгу копошилось смутное воспоминание о последнем из могикан, однако он никак не ожидал, что
Кровь Тиберия. – Тиберий Клавдий Нерон (42 г. до н. э. – 37 г. н. э.), римский император. Имя Нерон было наследственным в семье Клавдиев, и его носили также императоры Клавдий (10 г. до н. э. – 54 г. н. э.) и Нерон (37–68), на котором кончился род первых римских императоров.
Последний из визиготов – Родерик, король визиготов, герой поэмы Р. Саути (1774–1843) «Родерик, последний из готов».