Качели. Геннадий Николаевич Седов
на квартире они садились наскоро поужинав за Валину пишущую машинку, строчили сменяя друг друга черновой вариант.
Хватало Кициса ненадолго: уставал, впадал в хандру, уходил под душ. Вернувшись (в её махровом халатике и шлёпанцах) валился на диван, заявлял, что с него довольно: пусть всё горит синим пламенем.
Она садилась рядом, успокаивала.
– Ляг ко мне, – привлекал он её за плечи.
Досужими оказались разговоры о необыкновенном его темпераменте на почве таинственного недуга. Быстро уставал от ласк, лежал на смятой постели тяжело дыша, не выпускал из объятий, просил:
– Попрыгай на мне, лягушечка-попрыгушечка.
Не стесняясь она помогала ему, хитрила по-женски, имитировала восторги. Даже когда в минуты страсти он называл её «моя королева» как когда-то Женечку, это не задевало. Радовалась, что способна так глубоко чувствовать, понимать, щадить любимого человека.
Реферат к нужному сроку они одолели, Валентин с головой ушёл в диссертацию. А на неё поступила анонимная жалоба: молодая заведующая отделом библиотеки ведёт себя неподобающим образом, путает личные дела со служебными. Был неприятный разговор с замдиректора по науке Ярцевым. Она всё отрицала, он мягко советовал не давать поводов для анонимок. Пришлось принять меры предосторожности: свести до минимума Валины визиты в архив, самой оставаться в отделе после работы на час-другой, чтобы подыскать необходимую цитату, перепроверить спорный факт, уточнить имя.
На Спартакиаду она не поехала, несмотря на то, что её в последний момент всё же включили в состав участников по результатам на протяжении года. И, вообще, спортивная её карьера, судя по всему, заканчивалась: пропускала тренировки, теряла форму, катилась вниз. Жалости по этому поводу не испытывала, всё казалось мелочью по сравнению с нахлынувшим счастьем. Тем более, что и Валя скептически относился к её увлечению спортом. Возлюбленная, прыгающая с трамплина, выглядела в его глазах достаточно вульгарно.
Как-то она поинтересовалась: что думают об их связи дома? Как относится к постоянным его отлучкам жена? Ведь он же фактически живёт у неё, домой приезжает только переночевать.
Он помрачнел, грубо её оборвал: это его личное дело, он просит никогда больше не поднимать эту тему. И впоследствии, всякий раз, когда она упоминала невзначай жену или сыновей (их у него к тому времени было двое), дело заканчивалось криком, обидными словами. С маниакальным упорством Кицис ограждал от неё свою семейную жизнь, которая в периоды его увлечений не замирала вовсе как можно было предположить,. Удивительно, но, несмотря на солидный стаж волокиты, он умудрялся быть образцовым семьянином. Перелазивший из одной постели в другую, запутавшийся в многочисленных связях, в числе которых были две международные, исполнял неукоснительно роль мужа и отца. Сохранял доверительные отношения с женой, приносил домой зарплату, воспитывал подраставших сыновей, бывал семейно в гостях, сам принимал гостей, навещал периодически замужнюю родную сестру с племянниками и отдельно жившую, ещё не старую, всегда чем-то больную