Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад. Нил Гейман
прежнего. Я жадно втянула ноздрями запах его кожи.
– Когда теплый воздух поднимается ввысь, стремясь к солнцу, его место тут же занимает холодный. Так устроен весь мир. Радость, юность, любовь неизменно взвиваются в небо, ну а внизу остается холодная отрада ветра.
Орест отстранился от меня. Лицо его хранило все ту же серьезность, рот приоткрылся… На миг – долгий миг – мне почудилось, будто он вот-вот заговорит. Нет, брат не проронил ни слова, а я в кои-то веки не сумела его понять.
Море внизу, подо мной. Делаю вдох – море ждет. Выдыхаю – приходит в движение. Чувствуешь натиск моего гнева, яростно хлещущего в лицо? Я – песчинки в твоих глазах, я – вонь груды отбросов на краю лагеря, подхваченная токами воздуха. Я – сила, бьющая тебя в грудь, так что ты, спотыкаясь, машешь руками. Моя ненависть свистит среди скал, скрипит смоленой обшивкой твоих кораблей.
Силы мои растут с каждой минутой. Я стану дика и беспощадна. Я окружу тебя и покорю. Я превзойду силой твои мечи, и твои корабли, и твою жажду крови. Я стану неодолима.
Я отвела Ореста в шатер, уложила рядом с Клитемнестрой, улеглась сама и, даже не думая спать, устремила взгляд в темноту.
Передо мной пролегло немало возможных путей. Можно пойти в шатер Ахиллеса и просить его о заступничестве не как дева – как шлюха. Воображаю, как повела бы себя на моем месте Елена, как бы она нарумянилась, как уложила волосы… Она приняла бы вид одуванчика: его так легко раздавить и так легко покорить! Елена, не в пример матери, не остановила бы пальцев на шнуровке кирасы Ахиллеса. Елена, не в пример матери, позволила бы губам не только обдать жаром дыхания его ухо. Елена, не в пример матери, смогла бы его упросить.
Можно пойти с мольбой к Менелаю: ведь я его племянница и ни в чем не повинна. А если благочестие для него – пустой звук, можно рискнуть, попытаться заменить ему утраченную Елену. То же самое может подействовать и на Одиссея – вот только я совсем неопытна в обольщении… Как бы мои неуклюжие бесстыдства не привели к тому самому, чего опасалась мать, не сделались бы оправданием для чудовищ, что отправляют меня под Калхантов нож!
Можно было бы разыскать тебя в надежде, что око ночи ниспошлет тебе милосердие. Но я уже знала, как ты поступишь, если увидишь меня разгуливающей в одиночестве по военному лагерю.
Лучшим казался такой путь: выбежать в ночную прохладу и разбудить первого же попавшегося на глаза воина.
«Веди меня к Калханту», – скажу я ему и решительной поступью двинусь навстречу судьбе.
Этот путь вел к быстрой, достойной смерти. Вдобавок он сулил пусть ничтожный, но все-таки шанс умереть, не увидев твоего лица, не узнав, как изменилось оно после предательства дочери.
Однако Орест захныкал, заворочался под одеяльцем. На лбу его выступил пот. Ясное дело: я слишком долго не давала ему уснуть, да еще взволновала тревожными откровениями… Пришлось успокаивать, утешать его до тех пор, пока ночь не пошла на убыль, и к рассвету я слишком устала для погони за смертью.
Храбростью