Сонеты. Гамлет в переводе Николая Самойлова. Уильям Шекспир
didst thou promise such a beauteous day,
And make me travel forth without my cloak,
To let base clouds o'ertake me in my way,
Hiding thy brav'ry in their rotten smoke?
'Tis not enough that through the cloud thou break,
To dry the rain on my storm-beaten face,
For no man well of such a salve can speak,
That heals the wound, and cures not the disgrace:
Nor can thy shame give physic to my grief;
Though thou repent, yet I have still the loss:
Th'offender's sorrow lends but weak relief
To him that bears the strong offence's cross.
Ah, but those tears are pearl which thy love sheeds,
And they are rich and ransom all ill deeds.
34
Зачем ты мне прекрасный день сулил,
Шёл без плаща, беспечный как повеса,
Настигли злые тучи, дождь полил,
Нас разделив, уродливой завесой?
Не похвалю за то, что сквозь туман
Придёшь согреть и ласкою, и лестью.
Ты, как бальзам, спасёшь меня от ран,
Но исцелить не сможешь от бесчестья.
От горя не поможет мне твой стыд,
Убытки не покроют сожаленья,
Когда несёшь тяжёлый крест обид,
Сочувствие плохое утешенье.
Но слёзы, что пролил из состраданья,
Заставили забыть твои деянья.
35
No more be grieved at that which thou hast done:
Roses have thorns, and silver fountains mud,
Clouds and eclipses stain both moon and sun,
And loathsome canker lives in sweetest bud.
All men make faults, and even I in this,
Auth rizing thy trespass with compare,
Myself corrupting salving thy amiss,
Excusing thy sins more than their sins are;
For to thy sensual fault I bring in sense –
Thy adverse party is thy advocate –
And 'gainst myself a lawful plea commence:
Such civil war is in my love and hate
That I an ccessary needs must be
To that sweet thief which sourly robs from me.
35
За старый грех тоской себя не мучай:
У роз шипы, в источнике песок,
И солнце, и луну пятнают тучи,
В бутон забрался гадкий червячок.
Никто не свят, и я в сонетах грешен -
Твоим делам законность придавал,
Оправдывал: Мой друг в словах поспешен,
И грех твой над другими возвышал.
Разумность придавал твоим проступкам,
Как адвокат оправдывал вину,
Себя судил, тебе шёл на уступки,
Любовь и ненависть ведут во мне войну.
Выходит, я невольно помогал,
Тому, кто у меня безбожно крал.
36
Let me confess that we two must be twain,
Although our undivided loves are one:
So shall those blots that do with me remain,
Without thy help, by me be borne alone.
In our two loves there is but one respect,
Though in our lives a separable spite,
Which though it alter not love's sole effect,
Yet doth it steal sweet hours from love's delight.
I may not evermore acknowledge thee,
Lest my bewail d guilt should do thee shame,
Nor thou with public kindness honour me,
Unless thou take that honour from thy name:
But do not so; I love thee in such sort,
As thou being mine, mine is thy good report.
36
Позволь признать, что мы разделены,
Хотя в любви по – прежнему едины,
На мне одном бесчестье от вины,
Тебя пятнать позором нет причины.
В любви у нас привязанность одна,
А зло своё у каждого с рожденья,
Любовь не тронет, слишком уж сильна,
Но украдёт часы у наслажденья.
Чтоб на тебя не навлекать позор,
Не покажу, что мы знакомы лично;
Чтоб честь твою не задевал укор,
И ты не признавай меня публично.
Храни себя, ты всё, что в жизни есть;
Мне дороги и жизнь твоя, и честь.
37
As a decrepit father takes delight
To