Есть жуков и причинять добро. Александра Першина
скармливать их по одному бутылкам, перевязанным лентой или веревкой, а затем отправлять письмо водной почтой без адресата. В этом действе Марса завораживало каждое отдельное действие: и фантазировать, трансформируя реальность, и выводить чернилами буквы каллиграфическим почерком, и опускать бутылку в воду, а затем наблюдать, как стихия в спешке уносит ее прочь. А затем представлять к кому, когда и при каких обстоятельствах придет письмо. Быть может, какие-то из них отыщут хозяина только спустя века и станут историческим достоянием, со смелостью юного мечтателя грезил мальчик.
Моменты сочинения рассказов Марс обожал за близость к самому себе. Когда он садился писать, уносимый подсознательным потоком, его персонажи будто жили сами по себе, а мальчик только и успевал записывать. После завершения рассказа при прочтении казалось, что тот написан чужой рукой. Именно в такие моменты он знакомился с самим собой. Ведь происходящее с героями развивается, сюжет завязывается, время в истории бежит, и нет времени задумываться о мнении того, кто, быть может, будет читать результат. Контролировать и загонять героев в рамки критичного сознания времени совсем не остается. Так или иначе, изливалось на бумагу то, что больше всего беспокоило мальчика, но косвенно, как часть истории. Тогда Марс и осознал, что любая фантастика вовсе не бред, не выдумка, а попытка принять, более глубоко понять, трансформировав, самую что ни на есть реальную жизнь.
Мальчик дописал очерк о тварях, обитающих в глубине леса, и стал сворачивать в трубочку несколько листов, но замерзшие пальцы не слушались, и бумага выпала из рук и разлетелась по мосту и поверхности воды. Течение моментально проглотило упавшие в реку страницы. Марс так увлекся тем, чтобы поймать оставшиеся, пока волна не слизнула их с моста, что не заметил приближающийся к мосту шаткий силуэт. Только когда мальчик почувствовал, как кто-то вступил на мост, вздрогнул и поднял глаза. Он отпрянул от неожиданности увиденного, хотя почти мгновенно понял, кто все же решился его навестить.
Перед Марсом словно стоял инопланетянин: серебристая куртка с надетым гигантским капюшоном, маска из плотной ткани на лице, напоминающая чулок с разрезом на месте глаз, но не тут-то было – и они были скрыты солнцезащитными очками, прекрасно дополнявшими этот образ для прогулки лунным вечером. На ногах у Ханы были сапоги на платформах около четырех сантиметров, с которыми она еле управлялась. Мальчик улыбнулся своему отражению в очках и откинулся на спину, наткнувшись взглядом на звездное небо и с облегчением разразившись смехом. Девочка бессильно опустилась на влажную древесину и тоже подняла глаза.
Даже для человека, каждую ночь видящего звездное небо, это зрелище почему-то не становится обычным. А уж Хану, непривыкшую поднимать глаза, так как над ней изо дня в день не было ничего, кроме одинаковой земли и темноты, и вовсе придавило к мосту масштабом и грандиозностью развернувшейся картины.
– Так хочется дорасти,