Выкуп первенцев. Самюэль Давидкин
умылся холодной водой и оделся. Он не включал свет и ходил на цыпочках, чтобы не будить семью. Надев кроссовки, набросил легкую куртку и закрыл за собой дверь квартиры.
Три часа ночи. Лето кончалось, и на улице было темно. Даже луна куда-то спряталась. Влажный прохладный воздух ласкал лицо.
Улицы Хельсинки были пустынны. Мужчина направился в сторону залива Тёёлёнлахти. Он перешел улицу Маннерхейминтие, по которой ползло одинокое такси, черный «мерседес». Пару лет назад их много попалось бы навстречу. Но теперь был 1993 год, Финляндия находилась в глубоком кризисе.
Мужчина обогнул залив и поднялся на самое высокое место на восточном берегу, перед Голубой виллой[1]. Был полный штиль, и на гладкой, словно зеркало, черной поверхности залива отражались огни города.
Этот сон… Мужчина видел его и раньше – когда только-только родился сын. С тех пор прошло двенадцать лет, но сон остался прежним до мельчайших подробностей. В нем было некое предсказание и ощущение неизбежности – только он не знал, что именно должно произойти.
Мужчине снилось, что они с сыном в опасности. Причина – в какой-то тайне: он понимает, что эта тайна содержит очень важные сведения, отказывается раскрыть ее, и за это преследователи убивают его мальчика.
Стоя в одиночестве на берегу, мужчина вновь и вновь задавал себе вопрос, почему к нему возвращается этот кошмар. Рассказать все кому-нибудь и попросить совета у него не хватало духу. Казалось, нависающий черный купол неба придавил его к месту.
В следующие несколько дней и ночей он постепенно успокоился. Сын был рядом, он каждый день видел его и даже несколько раз отвозил по утрам в школу, хотя до нее было каких-то полтора километра. Сон ничего не значил. Однако через неделю он повторился. И следующей ночью опять. Кошмар возвращался снова и снова. Мужчина просыпался среди ночи и, выпив глоток виски и накинув теплую куртку, уходил на общий балкон последнего этажа. Он ставил стул вплотную к балконным перилам и садился ждать, когда страх отпустит его.
Часть первая
(Два десятилетия спустя)
Портной вышел из задней комнаты с видом человека, испытывающего облегчение после трудной работы.
Лео Аско поднялся со стула. Лучи утреннего солнца падали в комнату почти горизонтально, подсвечивая пыль в воздухе мастерской. Аско – его почти всегда звали по фамилии – чувствовал себя немного неловко, поскольку знал, что мастеру вряд ли когда-либо попадался более сложный клиент. Он даже чувствовал за собой некоторую вину, когда по весне заказывал очередную обнову: на снятие мерок и последующие примерки всегда приходилось являться по нескольку раз. Тем не менее Аско регулярно прибегал к услугам портного, поскольку готовые костюмы на нем не сидели. Так было всегда, и он понятия не имел почему.
Он облачился в пиджак и брюки из темно-серой ткани, и портной прошелся кругом, осматривая свою работу. В этот момент Аско почувствовал слабость, как часто бывало перед новым заданием. Нюман позвонил накануне вечером. К счастью, он не забыл об условии, которое Аско себе выговорил: он всегда хотел знакомиться с обстоятельствами новых дел с чистого листа, без какой-либо предварительной информации. Это позволяло ему с максимальной объективностью оценивать факты. Точнее, все дело было в творческом подходе. Заранее полученные сведения ограничивали воображение и порождали предвзятость. Нюман был немногословен, назвал только адрес и время. Улица Коркеавуоренкату, 15, в девять часов.
Портной попросил Аско присесть еще на минутку. Иголка стремительно впилась в воротник. Прямо перед ним на маленьком столике в деревянных рамках стояли две детские фотографии – девочка и мальчик. У девочки были длинные светлые волосы, стянутые в маленький хвостик, и угрюмый взгляд. Впечатление сглаживала широкая улыбка – как будто девочка рассердилась на кого-то, но затем смягчилась. Взглянув на мальчика, Аско вздрогнул.
– Еще немного, – сказал портной и склонился над плечом Аско.
Парнишка на фотографии смотрел вниз мимо камеры. Короткие каштановые волосы, россыпь веснушек – он не улыбался и казался немного грустным. Было в его лице еще что-то, смущавшее Аско, но что именно, Аско понять не успел, поскольку именно в этот момент портной закончил работу и пригласил его к зеркалу. Костюм был хорош.
От ателье до места встречи было всего несколько кварталов, и Аско прошел их пешком. Подтянутый Нюман стоял перед зданием из красного кирпича. Козырек его серой кепки почти закрывал глаза. Младший констебль криминальной полиции Нюман был ровесником Аско, чуть за тридцать, хотя и выглядел моложе своего коллеги. Он почти незаметно кивнул и открыл дверь подъезда. Мужчины поднялись по лестнице на четвертый этаж.
Перед старой деревянной дверью Нюман достал связку ключей и вставил один из них в замок. Аско почувствовал волнение.
– Подожди.
Нюман остановился и вопросительно взглянул на него:
– Что?
– Здесь произошло преступление?
– Похоже на то.
– Мы знаем, кто
Голубая вилла – старый деревянный дом, в котором располагается одноименное кафе. –