Кракатук. Александр Аланн
обитателя церкви не мог не привлекать внимания. Волей-неволей я отмечала для себя детали.
Так, незнакомец был облачён в самый настоящий фрак, – слишком для него большой и неимоверно грязный, со сгнившими швами и рваными дырами на локтях. При всём при этом костюм всё же сохранил и долю прежней утончённости, вычурности строгих форм. Взгляд мой упал на обувь, – Энди носил самые обыкновенные резиновые галоши иссиня-чёрного цвета.
По всей видимости, уродец заметил моё любопытство, потому что улыбнулся шире прежнего и, довольно ловко поправив воротник, выставил перед собой пустой рукав.
– Луффее фнакомфтво нафинаетфя ф танфа. Плофу… – он поклонился, не опуская вытянутой руки.
Меня передёрнуло от отвращения, но я не посмела отказать. Прежде всего, я боялась показаться неучтивой – кто знает, чего можно было ожидать от столь пугающего и непредсказуемого незнакомца в случае его неудовлетворения. Кроме того, сыграла свою роль и непередаваемая атмосфера какой-то давно устоявшейся, но внезапно преобразившейся в подобие жизни тленности. Атмосфера эта доводила до дрожи, обволакивала меня с ног до головы липкими объятьями истинного ужаса, но в то же время и завораживала. В этом была вся я и, пожалуй, именно поэтому я так любила старый и совсем не добрый Скогвинд. Упоминала ли я прежде об этих своих странностях?! Чего не помню – того не помню…
Медленно отстранив одеяла, я протянула руку навстречу. Уродец посерьезнел и важно поправил остатки волос свободной рукой; его ужасное лицо внезапно приобрело отголоски прежнего вида, когда «паучок» был ещё совсем молод и по-своему симпатичен – лишь на одно мгновение я ясно увидела его именно таким – не тронутым болезнями и временем, с белоснежной улыбкой, вызывающей ответные улыбки поклонниц.
Но теперь меня кружил в быстром танце лишь он – снедаемый пороками призрак былого. Движения уродца были на удивление точны и приятны, и со временем, самой себе не веря, я полностью ему доверилась; затем и вовсе прикрыла глаза, перестав обращать на поскрипывание колеса всякое внимание. Я держалась за края рукавов и повиновалась молчаливым приказам партнёра, двигалась в окружении мягкого потрескивания мелодии и вслушивалась в развязный голос певца. Я не знала, кто такой был этот Энди Кирк, но его манера исполнения, его музыка и глубокий голос вновь перенесли меня в ночь воющих снегов и стука красных кубиков.
«Прекрасная вечеринка. Твой дядя Риг был в ударе».
«Как и всегда», - с улыбкой отозвался папа. Простодушное лицо, успевшее «подржаветь» однодневной щетиной, осветили фары встречного автомобиля. – «Когда он в трёхсот шестьдесят четвёртый раз рассказал шутку про бегемота, все так смеялись…»
«Так, это сарказм?».
Папа поддержал шутливый манер и прикрылся рукой.
«Нет-нет, что ты, я очень люблю своего дядю».
«Ещё бы. Два особняка, загородный домик и сеть супермаркетов – его все любят».
Прохладный салон наполнился