Девять воплощений отчаяния. Роман Русланович Тарасов
женщина. Я, само собой, знаю, кто это. Эта женщина – моя мать. По крайней мере, я помню её именно такой, ведь она выглядит один в один, как тогда. Тогда, когда мне было восемь. Она мало улыбалась мне, когда я был ребёнком, поэтому её улыбка сейчас ранит меня как ничто никогда не могло ранить.
– О чём задумался? – спросила эта женщина, так похожая на родившую меня, поправив тёмные длинные волосы на ветру. Она и сама с задумчивым видом сидела на коленях слева от меня.
Ровно здесь я вчера ночью и завалился спать: пологий склон большого холма, с которого, если присмотреться, видно даже стены города. Чуть ближе стен крутится ветряная мельница и даже домик мельника дает о себе знать темным пятном. Небо было идеально чистое. Будто между мной и палящим шаром вообще ничего нет. Вроде дул ветер, но он скорее, напротив, усиливал ощущение духоты. Жарко.
– Не забивай голову, – ответил я ей, – ты ведь тут не за этим.
На ней было легкое белое платье, дёргаемое ветром. Кожа её была поистине идеальна. Идеально чистая и настолько же бледная. Это, наверное, единственное, что не соответствовало её образу в моей голове, ведь я помню, что у моей матери оттенок кожи был темный. А вот её большие ярко-зелёные глаза, сейчас смотрящие в мои, были до отвращения теми самыми. Она не по-доброму улыбнулась и немного наклонила голову.
– Тут ты не прав. Мне в первую очередь важно, что ты об этом думаешь.
Я мог бы сейчас промолчать, но уже знаю, что она просто подождёт, пока я заговорю. Она не уйдёт, пока не закончит то, зачем пришла. Закрыв глаза, я глубоко вздохнул и открыл их снова.
– Не трать моё время. – сухо ответил я. – У меня и без тебя куча дел сегодня.
– Вообще-то… это последний раз.
Впервые за то время, когда я видел её каждое утро, её глаза выражали неуверенность. Она смотрела куда-то далеко, но не похоже, чтобы что-то искала взглядом.
– Надоело?
Она помотала головой.
– Скорее, нет смысла. Я добилась того, чего хотела, больше мне незачем тебя ранить.
Она никогда не говорила, почему она это делает, но я видел её каждое утро. Я, вроде как, не способен на сильные чувства, но моя ненависть к человеку напротив исключительна. В то же время я понимаю, что это всё не просто так, поэтому новость о том, что больше она меня не побеспокоит, вызывала скорее любопытство, нежели облегчение. Но говорить об этом не спешил. Но говорить об этом не спешил.
– Вот как? – медленно вздохнул я. – Слава богу.
– Смотря какому. – улыбнулась она, всё еще не смотря на меня. – У тебя ведь всё на лице написано – ты заинтересован.
– Разве?
– Поживи столько, сколько я, и будешь видеть любого человека насквозь. Даже такого, как ты. Но всему своё время…
В этот момент женщина посмотрела мне в глаза.
– Это ты насчёт чего? – спросил я её.
"Насчёт всего", – последнее, что я услышал перед тем, как она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Всё исчезло.
Я резко открыл глаза. Глаза были влажными, и я быстро вытер их краем мантии. Сейчас действительно утро, но тучам ни конца, ни края. Действительно дул ветер, но он был настоящим. Он звучал, как настоящий ветер. Картина, в общем, была та же самая, но куда более серая и куда менее утопичная.
Сейчас я видел тот самый сон, что вижу каждую ночь вот уже полгода. На самом деле, назвать это сном будет преувеличением (или преуменьшением?), потому что я нахожусь там в полном сознании и отлично всё помню. Этот "сон" всегда происходит в том месте, где я нахожусь, но всё вокруг вылизано до идеала, что сильно разнится с содержанием происходящего. И вот, казалось бы, все вокруг так прекрасно и я даже вижу свою давно мёртвую мать прямо перед собой, так в чём же проблема? Каждый, наверное, хотел бы в этом плане оказаться на моём месте, если бы не тот факт, что меня прокляли. Весь этот цирк – нечто из арсенала эльфийского мага, решившего, что мне просто необходимо видеть это каждый день. В какой-то момент в меня поместили духа, которому приказали по ночам, пока я сплю и не могу сопротивляться магии иллюзии, появляться в моей голове в образе моей покойной мамаши, собранном из моей памяти. Я не знаю, кому это и зачем, но каждое утро меня убивала моя же обезумевшая мать.
Зрелище не обошло стороной мою психику: те немногие, с коими я еще не перестал общаться, говорят, что в моих глазах "что-то потухло". А остальные и вовсе стали обходить стороной.
Я пробовал снять проклятие у других эльфов, разбирающихся в их магии, но все лишь качают головами. Наложенная на меня хрень слишком сильная, и они не в силах ничем помочь. Даже эльфийский маг из "Надзора" был удивлён мощностью проклятия. Говорит, оно практически слилось с моей духовной материей. Он всё же попробовал его снять, но результатом была лишь адская агония по всему моему телу.
"Ах да", – заметил я вслух.
Сегодня ведь было совсем не так, как обычно. На самом деле, меня совершенно не радует мысль о том, что я воспринимаю это как нечто обыденное, но всё же в этот раз было кое-что особенное: в конце я не умер, как это происходило