Позывной «Крест». Константин Стогний
эти убеждения! Пир лицемерия. Они подчас сильнее дружбы, любви и даже голоса крови. Как проклятие, как страшная болезнь, они превращают толпу в стадо, матерей – в фурий, а отцов – в извергов. Они рушат семьи и предают забвению предков, разбивают сердца и губят души.
– Сжечь ее! Сжечь! Ей не место среди нас! – кричала безумная толпа на площади.
– Сжечь ее! Сжечь! – кричали отец и бывший жених.
Фекла, избитая, окровавленная, оплеванная некогда верными друзьями, стояла у столба, к которому была привязана.
Услужливые рабочие, еще недавно строившие беседку для дочки богатого горожанина, аккуратно выкладывали хворост и дрова у самого подножия эшафота. И не было ни слез, ни криков о пощаде. Посиневшие от холода губы девушки лишь шептали: «Веруй, и спасешься…»
В упоении своей жестокостью и жаждой кровавого зрелища никто и не заметил, как в считаные минуты небо заволокли черные тучи и на рыночную площадь Иконии упала тень. Никто и не заметил, что в радиусе десяти стадий[10] отсюда день оставался светлым и солнечным.
Римские легионеры окружили место казни плотным кольцом. С уложенного костра начал подниматься едкий густой дым, и первые языки пламени коснулись деревянного настила под ногами Феклы. Тело девушки, привязанной к столбу, выгнулось дугой. «Веруй, и спасешься!»
Гром, оглушающий и страшный, перекрыл дикие вопли зрителей. Молния ослепила первые ряды пришедших на казнь. Поток воды – не дождь, не ливень, целое море воды рухнуло с небес на проклятое место, в мгновение ока затушив разгорающийся под эшафотом костер.
Жаждавшие крови зрители с воплями ужаса кинулись врассыпную, но потоки воды сбивали их с ног и несли в разные стороны от площади. Только римские легионеры, сдвинув щиты, нерушимой стеной стояли в оцеплении места казни. Но возмездие не обошло и их…
Доселе невиданный град величиной с человеческую голову посыпался из белой тучи, пришедшей на смену черной. От страшных ударов, будто из гигантской пращи, солдаты стали падать на землю один за другим. И те, кто падал, уже не вставали. Паника охватила стройные ряды римлян. Они, как и зрители несколько минут назад, бросились бежать. Первым умчался их отважный трибун Ангустиклавии. Уже никому не было дела до безбожницы Феклы, и никто не увидел, как место у столба опустело. Только в ушах старого безногого нищего, единственного оставшегося на площади и не тронутого возмездием с небес, стояли слова мученицы: «Веруй, и спасешься…»
– Живее, старичок Лури, а то в следующий раз есть не придется.
Одинокий дромадер, не менее старый, чем его хозяин, вразвалочку топал по песку. Икония уже еле-еле виднелась где-то позади, сливаясь с горизонтом. На спине у «дедушки пустыни» сидели двое – миловидная девушка в мужской одежде и пожилой, очень сутулый мужчина с коротким хлыстиком в морщинистой руке.
Старый Саклаб, наставник и просветитель Феклы, сохранил преданность своей ученице.
Он не стоял на площади, в вожделении ожидая казни, а скрепя сердце наблюдал за чудовищной вакханалией зла, сжимая в кулаке
Стадия – римская единица измерения расстояния, соответствует 185 м. (