Аккорд. Александр Солин
я перестал комкать за спиной пальцы. Дверь распахнулась, и в коридор устремилась молодая горячая масса. Сунув руки в карманы, я поспешил принять независимый вид. Наконец вышла Лина, а за ней, слава богу, не сокурсник, а Верка. Я перевел дух. Верка увидела меня, толкнула подругу локтем, и обе в замешательстве уставились на меня. Я потянул их к себе намагниченным молчаливой мольбой взглядом, и они, помедлив, подошли.
Здравствуйте! А вы что тут делаете? Пришел на вас посмотреть! На кого – на меня или на нее? На вас обеих. Лина, можно вас на минуточку? Иди, Верка, я догоню!
Мы отошли, и на меня посмотрели со снисходительным ожиданием. Вспотев от волнения и мечтая стать переливчатой заколкой в ее волосах, я спросил, можно ли ее проводить.
"А если меня уже провожают?" – смотрели на меня ясные, насмешливые глаза.
"Значит, вы должны отказать!" – вымученно улыбнулся я, умерив свой аппетит до пуговицы ее кофточки.
"Ну, вы и нахал!" – улыбнулась она в ответ.
"Да, я такой!" – приободрился я, тут же повысив себя до должности ее тени.
Она поглядела на меня, как на выпрашивающего зачет студента и снизошла:
"Давайте завтра. Посмотрите расписание и подходите к концу последней пары…"
Тем же вечером я был у Лары, где между нами состоялось душераздирающее объяснение. Возвращаясь от нее, я чувствовал себя так, будто обидел ребенка. Весь вечер долг боролся во мне с любовью. Только это была не та восторженная юношеская любовь, к которой я, худо-бедно, привык, а некое новое взрослое чувство – злое, задыхающееся и беспощадное. Чувство-приговор, чувство-приказ, чувство-инстинкт! Не та ясная, основанная на привычном мне звукоряде любовь, а некая новая гармония со своим доселе неслыханным мною ладом: до-лина, ре-лина, ми-лина, фа-лина, со-лина, ля-лина, си-лина. Я вслушивался в новые созвучия, и от их новизны у меня по телу разбегались мурашки. Под гимнодические, ангелоголосые распевы оживал и приходил в движение новый мир. И пусть нутряной, подкожной вибрацией он был похож на мир моих прежних влюбленностей, но то были чувства, какие рождает лепет трогательного малыша, про которого всем известно, что он подрастет, и умиляться будет нечему. С Линой же мне было уготовано нечто малиновое, ванилиновое, розалиновое, кринолиновое, адреналиновое – словом, нечто неутолимое, неиссякаемое и заоблачно-безбрежное!
На следующий день за полчаса до последнего звонка я нервно расхаживал по пустому коридору, не представляя, о чем и как буду с ней говорить. Все слова казались мне пустыми, а темы – пошлыми. Прозвенел звонок, сердце мое затаилось и уставилось на дверь. От меня не укрылось, что выйдя из аудитории, Лина быстро огляделась (ждала, ждала!). Найдя меня взглядом, она улыбнулась, а затем сделала два сдержанных шага в мою сторону. Угодив в ревнивый фокус ее подруг и сокурсников, я поторопился сократить оставшееся расстояние. Мы сошлись, поздоровались и в обоюдоостром смущении отправились в гардероб. Там я помог ей надеть узкое светло-серое пальто с жемчужными