Так говорил Бисмарк!. Отсутствует
den fressen die Ziegen», просить его взять меня с собой. «Хорошо, – возразил он, – но если нам придется пробыть всю ночь под открытым небом, что с вами будет?» «Все равно, ваше превосходительство, – ответил я, – я уже буду знать, что делать». «Хорошо, в таком случае едемте вместе», – смеясь, сказал он. Пока шеф прошелся еще на рынок, я, совершенно довольный, успел собрать свою походную сумку, каучуковое пальто и дневник, и когда он возвратился и поместился в экипаже, то по знаку его я сел рядом с ним. Нужно иметь редкое счастье, чтобы удостоиться подобной чести.
Был 10-й час, когда мы выехали. Мы отправились по той самой дороге, по которой ехали день назад. Но скоро мы повернули в гору налево, оставив за собой несколько деревень; впереди были видны марширующие и отдыхающие солдаты и артиллерийский парк. В 11 часов мы приехали в городок Бюзанси и остановились здесь на рыночной площади в ожидании короля.
Граф был дорогою очень сообщителен. Сначала он сетовал на то, что во время занятий ему часто мешают разговоры, которые ведутся за стеной. «В особенности некоторые из наших господ имеют ужасно громкие голоса». «Я не раздражаюсь, – продолжал он, – обыкновенным шумом. Музыка и грохот экипажей меня не сбивают, но это случается, когда я ясно могу разобрать каждое слово. Тогда вдруг является желание узнать, в чем дело, и, таким образом, теряется нить мыслей».
Потом он мне заметил, что весьма неприлично с моей стороны отдавать честь офицерам. Приветствуют не министра или союзного канцлера, а только генерала, и офицеры могут обидеться, что статский относит это приветствие к себе.
Он опасался, что дельного сегодня ничего не выйдет; того же мнения были артиллерийские офицеры, стоявшие около Бюзанси на городском валу возле своих пушек. «То, что случилось как-то со мной во время охоты на волков в Арденнах, то произойдет, очевидно, и теперь, – сказал он. – Мы пробыли там несколько дней в глубоком снегу, и наконец нас уведомили, что напали на волчий след; но, когда мы пошли по следу, волк улизнул. Так будет сегодня и с французами».
В надежде встретить здесь своего второго сына он расспрашивал о нем офицеров и при этом заметил мне: «Вы теперь можете видеть, как мало развит у нас непотизм. Он уже служит 12 месяцев и ни до чего не дослужился, между тем как другие служат не более четырех недель и уже представлены к повышению». Я позволил себе спросить почему. «Да я не знаю, – отвечал он. – Я подробно справлялся, не сделал ли он чего дурного, был пьян, может быть, и т. д., но ничего подобного; напротив, он очень хорошо вел себя, и во время кавалерийского дела при Марс-ла-Туре так же храбро, как и другие, прорвался во французское каре». Несколько недель спустя, нужно заметить, оба его сына были произведены в офицеры. Потом рассказал он еще раз о своих приключениях 18-го августа. «Я отправил своих лошадей на водопой. Смеркалось. Я стал около батареи, которая была в действии. Французы молчали. Мы думали, что их артиллерия спешивается. Но на самом деле они приготовляли пушки и митральезы. Вдруг был открыт ими страшный огонь, посыпались