Агат Кристин: Кубок Стихий. Иван Бестужев
воду, стекавшую с его морды и, на мгновение, задумался.
– Еще, – попросил юный граф Кристин.
Пашка не посмел отказать другу в столь малой просьбе и макнул его в мраморную чашу еще раз. Именно в этот момент двери дома Кристинов распахнулись, и на пороге появился мажордом, одетый в богатую вышитую золотом ливрею, но при этом босой. Ко всему прочему это был гном. Его пышные рыжие бакенбарды, нос картошкой и не высокий рост, четко давали это понять.
Увидев гостей, он со знанием дела, поклонился и деликатно поинтересовался, чего господа желают. В ответ, без особых разговоров и расшаркиваний, Пашка, по кивку начальника, продемонстрировал можардому молодого господина.
– А-а, Сапожник, привет, – осклабился Агат, с морды которого стекала вода. – А вот и я. Соскучился?
Босой Сапожник служил в этом доме уже порядка десяти лет и от того все понял с полуслова. Распахнув пошире дверь, он отстранился, позволяя господам протащить молодого хозяина в дом, после чего с грустным вздохом закрыл дверь.
Раздеваться Агат начал еще в холле. Отстранив от себя поддерживавшего его друга, он расстегнул и скинул с плеч жилет прямо на пол. Подошла деревянная лакированная вешалка на длинной ножке – шуточка Малька, родного брата Агата. Нагнувшись, она безмолвно подцепила брошенную хозяином одежду и деловито удалилась в свой угол. Следом за жилеткой в разные стороны полетели башмаки. Их подобрал уже Босой Сапожник. Причем с таким пиететом, как если бы это были пуанты примы-балерины из королевского гранд-театра.
Агат расстегнул рубашку, но снимать ее не стал. Так, с голым пупом, он направился было к пышной лестнице на второй этаж, но Пашка догнал друга и, по приглашению мажордома, проводил налево в гостиную. Там молодого хозяина дома насильно усадили в кресло. Босой Сапожник сообщил господам, что известит хозяина дома и деловито удалился из зала.
Скорчив недовольную рожу, Агат попытался было встать с кресла, но Павел силой удержал его на месте. Встав за спинкой кресла, он надавил на плечи друга и не давал даже дернуться.
– Полегче, охотник, – возмутился юный граф. – Ты не на работе, а я не твой подопечный, не нужно меня прессовать.
– Поверь, друг, это я еще не прессую, – возразил молодой оперативник, наклонившись и шепнув в самое ухо Агату. – Ты еще не видел, как в нашей конторе прессовать умеют.
Скорчив очередную рожу, Агат проворчал, что-то не вразумительное. Скрестив руки на груди, он решил пока потерпеть произвол своего друга, закинув ноги на столик с графином и фужерами. Хрусталь в ответ лишь жалобно звякнул.
Гинденбург в их разговоре не участвовал. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль стены, разглядывая висевшие на ней фамильные портреты дома Кристинов. Как будто сроду не видел. Двести раз в этом доме бывал, каждую царапину на обоях, наверное, уже давно изучил.
Распахнув двери могучей рукой, в гостиную стремительно вошел камергер королевского двора Александр Кристин, хозяин этого дома, а также