Мозаика чувств. Рам Ларсин
в чем, в ней сквозило что-то девичье. Тит рассказывал ей непринужденно обо всем. Властным и все же нежным движением обхватил он Беренику обеими руками. Она скользнула в его объятия, а он не договорил начатой фразы, и они опустились на ложе…»
Тут вошел Шломо:
– Мусса вернулся. Он встретил двух своих бывших приятелей, те обещали порыться в раскопках и принести, если найдут что-нибудь.
– Будем ждать, – сказал Илья.
– Да. А вы, друзья, можете пока здесь отдохнуть.
– Спасибо, – кивнула Рина, и когда тот вышел, попросила Илью читать дальше.
«…Береника долго лежала неподвижно, закрыв глаза, улыбаясь. Тит прижимал к ее груди свое широкое, крестьянское лицо, ставшее теперь свежим и юношеским, зарывался в ее тело.
– Я знаю, – говорил он, смягчая свой суровый голос командующего, – ты приехала не из-за меня, но я хочу верить, что это так. Сладостная, великолепная, любимая, ты, вероятно, приехала из-за своего храма. Благословен будь твой храм, раз ты приехала из-за него. Ты должна взойти по его ступеням своей походкой, которая наполняет меня блаженством, а за тобой должен выситься твой храм.
Береника впивала его слова, как вино. Затем произнесла тихо:
– Муж, воин, дитя, Яники…»
Рина сказала дрожащим голосом:
– Вот какие слова говорили когда-то влюбленные…
Потом они смотрели по телевизору фильм, полный выстрелов и криков, и не сразу услышали шум, идущий из окна. Оба выбежали в сад и направились к высоким соснам, за которыми мерцал огонек и слышалось странное жужжание.
– Что это может быть? – встревожено спрашивала Рина, и с верхнего этажа сонный голос хозяина вторил:
– Что случилось?
Не дождавшись ответа, Шломо спустился к главному входу и, ошарашенный, увидел, что ворота открыты, а Мусса лежит на земле, связанный и, похоже, избитый. И все же тот нашел в себе силы прохрипеть:
– Босс, включите сирену!..
Еще ничего не понимая, хозяин шарил по металлическому щитку:
– Где это?
– Русский знает, – пробормотал Мусса, но Илья был уже в другом конце аллеи, с трудом поспевая за Риной, чья тонкая фигура внезапно исчезла в обрыве, и когда он остановился у его края, перед ним возникла фантастическая картина: там, в глубине фонарь освещал двух черных людей, один из которых душил Рину мощными ладонями, другой отделял чем-то острым римскую мозаику от стены.
– Прекратите! – закричал Илья и прыгнул сверху на душителя. Второй, низкорослый, кинулся к нему, сдавил голову, рванув косичку с такой силой, словно снимал скальп. Тут воздух разорвал дикий вой сирены, и оба грабителя пропали в сумраке ночи, оставив Рину в руках Ильи. И вдруг нарушенная мозаика стала сама ломаться и падать, а потрясенной Рине казалось, что ее лоб, щеки и шею покрывают цветные осколки прекрасного надменного лица…
Потом над ней склонился полицейский:
– Как ваше имя, милая?
Она, еще не совсем очнувшись, прошептала первое, что возникло в ее затуманенном мозгу:
– Береника…
Маскарад
Там,