Три долі. Марко Вовчок
ответил ей сечевик, слегка наклоняя над нею свое смуглое лицо. – А коли утомилась, так на руках понесу.
Маруся схватила его за руку.
– Бью челом пану гетману, – сказал сечевик, низко кланяясь.
– Он продаст нас! – глухо проговорил пан гетман.
– Милостивый Бог не выдаст, супоросная свинья не съест! – возразил сечевик.
– С ним нельзя правдою! – воскликнул пан гетман, – нельзя…
– Ничего, пане гетмане, ничего: де не хватає вовчої шкіри, там ми наставимо лиса [12], – проговорил сечевик, – будьте здоровы и нас поджидайте. Пойдем, Маруся малая.
Они вышли из гетманской светлицы и направились опять к городской заставе.
Все было тихо и темно по улицам; вишневые садики мягко белелись; где-то глухо журчала вода.
Отойдя несколько шагов, Маруся оглянулась на гетманскую хату.
В отворенных дверях, через которые они только что вышли, стоял пан гетман и глядел им вслед.
При неясном свете мерцающих звезд едва виднелась его фигура, но и это неясное очертанье было до того преисполнено выраженьем муки, что у Маруси сердце больно забилось.
– Утомилась, Маруся? – спросил сечевик, пробираясь по излучистым переулкам.
– Нет, – отвечала она. – Мне хорошо итти. Далеко могу, куда хочешь!.. Мы далеко пойдем?
– Далеко.
Несколько времени они шли молча. Раза два или три им то навстречу попадались, то перегоняли их чигиринские жители – все сильные, крепкие люди, которые, как будто мимоходом, только взглядывали на них и затем повертывали своею дорогой.
У заставы вдруг поднялся с земли какой-то гигант с аршинными усами и воздвигся перед бандуристом наподобие колокольни.
– Куда Бог несет, ласковый пане бандурист? – спросил он.
– Туда, где добрые люди, шановный земляче.
– Ну, а как повстречаются злые, пане бандурист?
– Волка бояться, так и в лес по ягоду не ходить, земляче.
– Кабы я был козак сильный, пане бандурист, я бы поклонился тебе и попросил бы… да несмелый я козак!
Маруся пожелала получше поглядеть на этого «несмелого», но голова его была так от нее высоко, что она могла видеть только висячие, как снопья свежей степовой травы, усы.
– Ничего, осмелься, – ответил бандурист.
– Спой ты мне какую ни на есть думку.
– Изволь.
Бандурист тихонько заиграл на бандуре и тихо запел:
Ой послухайте, ой повидайте,
Що на Вкраїні постало:
Під могилою, під Сорокою,
Множество ляхів пропало [13]
Когда пенье смолкло, «несмелый» козак отодвинулся в сторону и бандурист с Марусей свободно вышли за заставу.
Дорога вилась далеко-далеко черной змеею по мягкой, густой мураве. В чигиринских садиках пели соловьи.
XVII
Ровно через две недели после свиданья с паном гетманом, тихим чудесным вечером, старый бандурист со своим поводырем медленно подходил к
Где не хватает волчьей шкуры, там мы наставим лисьей.
Послушайте, поглядите, что на Украйне делается: под Сорокою могилою побито множество ляхов.