Три долі. Марко Вовчок
шапки.
Но и не видя пловца, можно было наверно сказать, что рука у него мощная и ловкая.
Эта рука действовала веслом, как игрушкой. Челнок несся по воде, как легкая пушинка по ветру.
– Ну, Маруся, – сказал бандурист, – пора нам на берег.
Не разбирая дороги – тут, впрочем, тропинок не было проложено, – они быстро спустились с могилы, обогнули каменистый, крутой выступ берега и очутились внизу, у самой реки, тихо плескавшей в прибрежные травы и каймившей их узкою полоской белой пены.
– Здорові були і Богу милі! – приветствовал их ласковый знакомый голос.
Легкий челночок был вытянут на прибрежный песок, а около челнока, облокотясь подбородком на весло, стоял добродушный хуторянин, пан Кныш.
– Бьем челом! – ответил бандурист, снимая шапку.
– А что, дивчинка? Как живешь-можешь? – спросил пан Кныш, пристально вглядываясь в Марусю своими ясными сокольими глазами.
– Благополучно, – ответила Маруся.
Да если бы она этого и не ответила, он бы легко мог угадать ответ по каждой фибре ее оживленного лица.
Однако, как человек, привыкший не полагаться на отдельный, хотя бы и самый доказательный факт, он, не довольствуясь свидетельством лица Маруси, улыбаясь и гладя ее по головке, кинул быстрый, но насквозь проницающий взгляд на ее спутника.
Тот, в эту минуту, глядел, усмехаясь, на Марусю.
Пану Кнышу, вероятно, эта усмешка показалась достаточно выразительною, потому что он перестал кидать на них взгляды и обратил глаза на Днепр.
– Скоро поплывем? – спросил бандурист.
– А вот сейчас. Славно будет плыть, тихо… Тихо так, что не шелохнет… Кабы не свежесть от воды, так жарко бы было.
Судя по выраженью лица и голоса пана Кныша, он с наслаждением упивался этой тишью, и слова бессознательно срывались с его уст, как это бывает, когда человек весь находится под обаяньем какого-нибудь ощущенья.
Вдруг раздался крик чайки, и раздался как будто из-за плеча пана Кныша.
Тотчас же издалека, с противоположного берега, пронесся такой же ответный крик.
– Пара откликается! – заметил бандурист.
– О, эти птицы пречуткие! – отвечал пан Кныш, усаживаясь в челнок. – Садись, дивчина, – прибавил он, обращаясь к Марусе и протягивая ей руку.
– Где другое весло? – спросил бандурист, впрыгивая так легко и ловко в челнок, что челнок даже не покачнулся.
– В челноке, на дне. Отчаливай!
Челнок быстро соскользнул на воду и понесся по темному Днепру.
XVIII
Очень хорошо плыть по большой реке в летнюю теплую ночь!
Звезды горят над вами и звезды горят под вами, сверху плывет месяц и снизу плывет месяц.
«Вот там берега!» – думаете вы, всматриваясь в темные линии. Вот там непременно растет сосна, потому что сильно вдруг потянуло оттуда смолистым запахом, а вот там, наверно, пропасть цветов, потому что порыв теплого ветра словно кинул вам в лицо целый, только что сорванный, обрызганный ночною росою букет.
– Ну, что нового? – спросил бандурист.
– Немного, – ответил пан Кныш, работая веслом.
– А