«…Так исчезают заблуждения». Том 1. Владимир Леонов
прочно прижилась в отечественной идеологии и поэзии. И томится душа Пушкина, как деревенское молоко на печке, и вовремя всплывает фраза русского поэта Хлебникова (в переиначивании): «… смотрится, как глаза Пушкина»:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
Всё есть в пушкинской лирике: смысл, характеры, сюжет, интрига, но и это не главное. Основное – поэт Пушкин передает читателю мощный положительный эмоциональный заряд, а это, по-моему, и есть исключительная особенность, присущая только «Мастеру от Бога».
Он до основ мира и людей стучался. И в столице, и в глуши, и в дыму, чтобы с Россией не распрощаться:
Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю: прости! Тебе я место уступаю;
Мне время тлеть, тебе цвести.
Стихи уже стали неотъемлемой частью российской литературы, в нее основательно привнесен незабываемый «пушкинский штиль». Он – исключительно и безнадежно один, импрессионистически своеволен, возмутительно смел, динамичен и экспрессивно воздействует на чувства и мышление моего современника, выражен метафорой «Счастлив близостью к человеку».
Автор исходного материала не скрывает, что он старалась и сам почувствовать Колумба русской литературы, «неприглаженного и непримазанного» Пушкина, переболеть глубиной его мысли, литературной дерзостью, роскошью поэтических образов, полнотой жизни, бьющей из него увлекательным фонтаном; и также вызвать у читателя искреннее желание снова коснуться красивых и глубоких текстов русской классики.
«До капли наслажденье пей, / Живи беспечен, равнодушен! / Мгновенью жизни будь послушен, / Будь молод в юности твоей!»
Автор шел на радикальные меры: отсекал главы… упрощал отдельные тексты и придавал краткость и емкость. Старался книгу максимально приблизить к идеалу архаичности, аристотельского классицизма с его требованием не растекаться мыслью, не «пахать небо плугом», а держать одну тему…
Старался быть предельно точным, в своих размышлениях опирался на поэтический материал Пушкина с его глубинной чувствительностью, требующей трепетного и вдумчивого осмысления:
И пусть на гробе, где певец
Исчезнет в рощах Геликона,
Напишет беглый ваш резец:
«Здесь дремлет юноша-мудрец,
Питомец нег и Аполлона».
Без хрестоматийного глянца, без мифологии, сакрального культа со своими неизбежными ошибками восприятия. Представить его воодушевленным, неистовым и в то тоже время простым и понятным со своими глубинными чувствами и тайнами характера, ума, завораживающие глубиной гения.
Его лирика была главный стержень жизненной одиссеи. Это пленительное таинство самой поэзии, отражение всей многогранности