Серафина. Рейчел Хартман
распространяется «по вопросам драконов» в присутствии самых настоящих живых драконов, притворяясь, что не замечает их.
Принцесса Глиссельда выглядела озадаченной той неловкостью, что повисла в воздухе, словно это был странный запах, которого она никогда прежде не чувствовала.
Я посмотрела на принца Люциана, но он нарочито упорно глядел в сторону. Хватит ли у меня духу высказать вслух то, что он не осмеливается?
Именно на почве страха расплодились в этом мире Томасы Бродвики: люди боялись говорить о проблеме, боялись самих драконов. Последнее меня не останавливало, а уж первое, конечно, должен заглушить голос совести.
Можно было сказать это хотя бы ради Ормы.
И я решилась:
– Ваше высочество, пожалуйста, простите мою прямоту. – Я взглядом указала на драконов. – Вам с вашим ласковым нравом было бы подобающе пригласить саарантраи сесть подле вас или даже станцевать с кем-нибудь из них.
Глиссельда застыла. Теоретические рассуждения о драконах – это одно, но вот взаимодействие с ними – нечто совсем иное. Она бросила на кузена испуганный взгляд.
– Она права, Сельда. Двор во всем следует нашему примеру.
– Я знаю! – нервно отозвалась принцесса. – Но что я… как я… Я же не могу просто…
– Придется, – сказал Люциан твердо. – Ардмагар Комонот явится через восемь дней, и что тогда? Нельзя позорить бабушку. – Он одернул манжеты камзола, поправляя их. – Я пойду первым, если так проще.
– О да, спасибо, Люциан, конечно, так проще! – воскликнула она с облегчением. – У него все это получается куда лучше, чем у меня, Фина. Вот почему полезно будет выйти за него замуж – он такой практичный и понимает простых людей. В конце концов, он же бастард.
Поначалу меня просто изумило, что она так спокойно назвала своего жениха бастардом, а он не возражал, но потом я заметила его взгляд. Возражал. Очень даже возражал – но, похоже, чувствовал, что не имеет права сказать ей об этом.
Мне это ощущение было очень знакомо, и я позволила себе почувствовать к нему кое-что – самое незначительное из незначительных чувств. Сострадание. Да. Это было именно оно.
Он собрал в кулак всю свою волю – а ее оказалось немало; как человек военный, он умел верно держаться в такие моменты. Он подошел к Эскар так, словно она была шипящим огнедышащим чудовищем: со спокойной осторожностью и невероятным самообладанием. По всей комнате утихли голоса и прервались разговоры – головы придворных повернулись в сторону принца. Я обнаружила, что затаила дыхание – и я определенно была не единственной.
Он любезно поклонился.
– Госпожа заместитель посла, – сказал он, и голос его было отлично слышно во всех концах притихшего зала, – не согласитесь ли станцевать со мной гальярду?
Эскар оглядела толпу, как будто выискивая в ней того, кто был в ответе за этот розыгрыш, но сказала:
– Полагаю, соглашусь.
Она взяла предложенную ей руку; на фоне его алого облачения ее зибуанский кафтан цвета фуксии