Прощай, Берлин. Кристофер Ишервуд
тебя одну? Прямо скажем, с ее стороны это довольно подло.
– Не знаю… Каждый должен сам решать свои проблемы. На ее месте я, скорее всего, поступила бы точно так же.
– Уверен, что нет.
– Ну, оставила и оставила, ничего со мной не случилось. Я и одна не пропаду.
– Сколько тебе лет, Салли?
– Девятнадцать.
– Боже милостивый! А я думал, лет двадцать пять!
– Знаю, так все думают.
Вошла фрау Карпф с двумя чашками кофе на тусклом металлическом подносе.
– Oh, Frau Karpf, Liebling, wie wunderbar von Dich! [5]
– Что тебя держит в этом доме? – спросил я, когда хозяйка вышла. – Уверен, ты вполне можешь найти что-нибудь поприличнее этой дыры.
– Найти, конечно, можно.
– Так за чем же дело стало?
– Не знаю. Наверное, мне просто лень.
– Сколько ты платишь хозяйке?
– Восемьдесят марок в месяц.
– Включая завтраки?
– Нет, по-моему, нет.
– Что значит «по-моему»? – рассердился я. – Ты ведь должна знать наверняка.
Салли отозвалась как-то вяло:
– Ну да, наверное, с моей стороны это глупо. Но, видишь ли, я просто даю старухе деньги, когда они заводятся, а потом не разберешься, сколько и за что.
– Боже мой, Салли, я за свою комнату плачу всего пятьдесят марок в месяц, включая завтраки, но разве их можно сравнить!
Салли кивнула и продолжала извиняющимся тоном:
– Есть еще одно «но», дорогой Кристофер. Я просто не знаю, что бы фрау Карпф стала делать, если б я ее бросила. Ей ведь ни за что не найти другого жильца. Кто еще вынесет ее безобразие, вонь и все остальное. Она уже задолжала владельцам дома за три месяца. Если бы они узнали, что у нее нет ни одного квартиранта, то вышвырнули бы ее в два счета. А этого она не переживет.
– Все равно не понимаю, почему ты должна жертвовать собой ради нее.
– Да ничем я не жертвую, правда. Мне нравится тут. Мы с фрау Карпф понимаем друг друга. Она более или менее такая, какой я буду лет через тридцать. Добропорядочная домовладелица меня бы и недели не держала.
– Моя хозяйка тебя бы не выгнала.
Салли, наморщившись, улыбнулась.
– Как тебе кофе, дорогой Крис?
– Лучше, чем у Фрица, – сказал я уклончиво.
Салли рассмеялась.
– А разве Фриц не мил? Я его обожаю, особенно когда он говорит: «Хотел я плевать».
– Черт, хотел я плевать, – попытался я изобразить Фрица. Мы расхохотались. Салли закурила еще одну сигарету: она непрерывно дымила. При свете лампы бросалось в глаза, какие у нее старые руки: нервные, с выпуклыми венами и очень худые – руки взрослой женщины. Зеленые ногти казались тут чужими, случайными и напоминали маленьких уродливых жучков с яркими спинками.
– Смешно, – задумчиво промолвила Салли, – я никогда не спала с Фрицем.
Она помедлила, потом спросила с нескрываемым интересом:
– А ты думал, мы спали?
– Пожалуй, да.
– А вот и нет. Ни разу… – Она зевнула. – Теперь
О, фрау Карпф, дорогая, как это мило с вашей стороны! (