Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах. Светозар Чернов
под юбку поднимающейся на империал даме, возбуждала старого сластолюбца до крайности. «Представляете, какие можно будет увидеть виды!», – говорил Селиверстов Фаберовскому, причмокивая губами, и глядел на него, ища сочувствия. Это он называл «Привлекать на свою сторону молодежь».
Но тактику привлечения на свою сторону Фаберовского он выбрал неправильно. Поляк и так был зол на него за его полнейшую никчемность и беспримерную неспособность, из-за которой пришлось провести целый год в Якутске. А тут еще эта неуемная старческая болтливость и нестерпимый запах помады, исходивший от седых бакенбард. Он старался не смотреть на генерала, тем более что никогда не бывал в Петергофе и ему было что разглядывать, кроме Селиверстова.
Зато Артемий Иванович нашел себе достойного собеседника. Жандарм оказался словоохотлив и с удовольствием втянулся в разговор о местных достопримечательностях, среди которых Владимиров числил «монопольку» на Петербургском проспекте рядом с Торговой площадью и трактир «Вена» неподалеку.
Они проехали мимо громадного уланского манежа из красного кирпича, обогнули пятиглавый полковой собор на площади и затем по Ольгинской покатили в сторону Петербургского проспекта, пересекли его и проследовали дальше вдоль готических, исполненных в английском вкусе, дворцовых конюшен, занимающих своими красными корпусами с белыми крепостными зубцами по стенам и на квадратных башнях целый квартал.
У ограды Нижнего парка на углу Конюшенного корпуса Селиверстов остановил извозчика и ввел Фаберовского и Владимирова в ближайшую дверь, велев дежурному офицеру доложить о его прибытии заведующему канцелярией главного начальника охраны, камергеру двора Федосееву.
Вскоре они уже поднимались по резной дубовой лестнице на второй этаж. Селиверстов задержался у большого зеркала, причесывая бакенбарды, и в светлый кабинет с большими окнами поляк с Владимировым вошли одни. Слабый казарменный запах, крепкое амбре кожаной амуниции и фимиам, исходивший от тигля с расплавленным сургучом, заполнял все помещение. В углу рядом с окном висела позолоченная клетка, в которой сидел старый белый какаду и в кормушку которому подливал воду из серебряного кофейника похожий на церковного старосту человек с бледными, худыми руками, торчащими из белоснежных манжет. У человека был нездоровый вид и черные глаза бусинками, которые совершенно не соответствовали расхожему представлению о камергере двора Его Величества.
– Что вам угодно? – тихим бесцветным голосом спросил камергер, беззвучно ставя на стол кофейник.
– Ваше высокоблагородие, – начал Артемий Иванович. – Его превосходительство внизу волосы чешут, так что мы…
– Господин Федосеев, это те самые люди, – сказал Селиверстов, тоже входя в кабинет.
От голоса Селиверстова попугай в клетке проснулся, повис на перекладине вниз головой и проскрипел, томно закатив глаза: «Дуррак».
– Вот, уже узнает меня, – самодовольно проговорил Селиверстов.
– Селиверрррстов дурррак, –