Королева Маргарита. Мария Голикова
который тоже с нами путешествует. Мои братья давно знают его как товарища по играм, но ненавидят за веру и не упускают случая это продемонстрировать. Я говорю «мои братья», потому что Карл никогда серьезно не увлекался протестантизмом, а Александр-Эдуард с некоторых пор вернулся в лоно католической церкви, кажется, на этот раз искренне и окончательно. Про Анри де Гиза даже не говорю – он давно записал всех протестантов в список своих злейших врагов.
Однажды у входа в церковь Карл взял шляпу Наваррского и бросил ее за церковный порог, вынуждая Анри войти в католический храм, чтобы поднять ее. Наваррский не показал обиды, обернул все в шутку и отправил за шляпой своего слугу.
Когда ты в пути, ты меняешься, но не осознаешь этого; ты осознаешь произошедшие с тобой перемены лишь тогда, когда вновь оказываешься в знакомой обстановке. Так случилось и со мной: я доверилась дорогам и новым впечатлениям, а когда мы после двух долгих лет странствий вернулись в Амбуаз и я увидела горделивые силуэты его башен на фоне голубого неба, вновь прошла по коридорам моего детства, то поняла, что за время путешествия стала совсем другой.
Впрочем, главный вопрос еще не был задан. В те дни мне казалось, что мир всегда будет царить в моей душе и ежедневные занятия и развлечения никогда не кончатся – хотя я сама повзрослела, мне было уже пятнадцать, и мои братья стали совсем взрослыми, и не в мечтах, а на деле вершили судьбы Франции. Карл возмужал и стал королем не только на словах. Александр-Эдуард при конфирмации взял себе имя Анри, в честь отца. За глаза его часто называли просто Анжу – он ведь герцог Анжуйский… Он проявил себя в военном деле, и все восхищались его талантом военачальника. Детские обиды на него за мои часословы, которые он сжигал, за мои слезы и страхи давным-давно ушли в прошлое вместе с нашими игрушками, сказками и шалостями. Я от чистого сердца простила брату все обиды – и, как это часто бывает с чувствами, от жгучей неприязни переметнулась к горячей привязанности. Теперь брат Анжу вызывал у меня восторг своим умом, красотой и смелостью, и я гордилась, что я его сестра.
Однажды в Плесси-ле-Тур во время прогулки по парку он отвел меня в сторону и заговорил со мной как со взрослой. Я вспомнила, как в детстве он смотрел на меня сверху вниз, смеялся надо мной, а я со слезами доказывала ему свою преданность католической вере… Но те времена давно миновали: теперь темные бархатные глаза брата были внимательны и полны расположения ко мне, а голос звучал спокойно и мягко.
– Милая Маргарита, я должен просить у вас прощения, что не говорил вам об этом раньше…
– О чем, мой брат? – удивилась я.
– О том, что вы – самый близкий мне человек в нашей семье. О том, что вы – моя самая любимая сестра. Вы мне ближе всех, Маргарита. Конечно, наши братья питают к вам любовь и уважение, которыми нельзя не проникнуться, едва взглянув на вас, – но я, помимо уважения и любви, испытываю к вам еще и чувство близости и дружбы. Я верю – и не просто верю, а знаю, ибо об этом говорит моя детская