Поколение взрыв. Егор Филимонов
Я даже не завишу от того, что происходит вокруг моего стула и стола. Решающий момент для меня – это отсутствие порядка у меня на столе. Ровно сложенные стопки бумаг, ручки в стакане, книги, лежащие в логическом порядке, а так же протёртые от пыли карандаши и очечники, всё это наихудшим образом сказывается на моём труде. Если в этот идиллический натюрморт привнести раскиданные скрепки, поцарапанный старый швейцарский нож, которому здесь совсем не место, помятые визитные карточки благополучно забытых собеседников, а так же грязный стакан молочного смузи, то дело пойдёт быстрее. Мой ум любит хаос, для него это потрясающий портал в противоположность – в мир порядка цифр и компьютерных формул. Для меня совершенно немыслимо вхождение в строгую логику машинного языка без беспорядка вокруг меня и в моей голове. И на последнее я всегда могу смело надеяться. Я хочу, чтобы этот беспорядок, или интеллектуальный хаос никогда не оставил меня. Когда я учился в Королевском Технологическом Институте в Стокгольме, который я благополучно не закончил за ненадобностью этого для человека моей профессии, у меня был очень старый преподаватель по математике, никак не моложе девяноста лет. Если нам необходимо было решить по-настоящему сложную математическую задачу, которая представляла серьёзную проблему даже для столь умудрённого опытом преподавателя, то он всегда приходил на занятие пьяным до такой степени, что с трудом стоял на ногах и не очень чётко говорил. Однако к концу полуторачасового интеллектуального напряжения, он постепенно приходил в себя, трезвел, а на доске появлялись всё более чёткие записи идеального решения для этой сложной задачи. Профессор всегда объяснял это необходимостью войти в состояние хаотического ума, чтобы там найти правильную тропинку к цели. За годы умственных напряжений его мозг стал настолько организованным, что дезорганизация являлась острой необходимостью. Я в свою очередь обхожусь более невинными способами: раскиданными ручками и документами или появлением грязных носков на рабочем столе.
Видимо, особенности профессии крепко изменили мою физиологию. Обходясь малым сном, я так же мало ем. Точнее было бы сказать, я ем редко. Известный немецкий философ Кант, автор «Критики чистого разума», принимал пищу лишь один раз в день, при этом делал это исключительно в большой, шумной компании, за обильно накрытым столом. Если в застолье принимали участие люди скучные или неинтересные, то второй раз их уже не звали. Мне не нужна шумная компания, как и вообще какие-либо люди за моим столом, но в редкости потребления пищи я даю фору даже Канту. Я подкрепляю свои силы единожды в полтора – два дня. При этом стол мой не столь обилен, я стараюсь запекать нежное мясо зверя или птицы и ем его с овощами и фруктами. Органически не переношу любые гарниры: в нашем веке можно позволить себе перелистнуть заляпанную страницу кулинарной книги с главой о рисе, кус-кусе или картофеле. С моим гренадёрским ростом, я выгляжу очень худым, зато чувство физической лёгкости,