Ветер в ивах. Кеннет Грэм
общества, имеет большое влияние на жителей реки. Однако каждый раз, стоило Кроту заикнуться Крысу о своём желании, как у того находилась какая-нибудь отговорка.
– Не беспокойся, – говорил обычно приятель, – Барсук ещё объявится, и тогда я тебя ему представлю. Он отличный парень, но принимать его надо таким, каков он есть, и знакомиться тогда, когда он сам пожелает.
– Может, пригласить его на обед или ещё что-нибудь придумать? – предложил Крот.
– Он не придёт, потому что терпеть не может всякие сборища.
– Тогда, может, нам самим отправиться к нему с визитом?
– А вот это ему уже точно придётся не по нраву! – заверил приятеля Крыс. – Он очень застенчивый и обидчивый: даже я никогда не захожу к нему домой, хотя знаком с ним давно. Кроме того, это невозможно, совершенно невозможно, потому что Барсук живёт в самой чаще Дикого леса.
– Ну и что, – гнул своё Крот. – Ты же сам говорил, что Дикий лес вовсе не страшен.
– Верно, говорил, – пошёл на попятную Крыс. – Но не идти же туда прямо сейчас. Давай как-нибудь потом. Это далеко, Барсука может не оказаться дома, да и, в конце концов, возможно, он сам уже направляется сюда, так что просто наберись терпения.
Кроту пришлось согласиться, однако Барсук так и не появился, а каждый день приносил свои радости. Однажды, когда от лета остались одни воспоминания, холод и слякоть загнали друзей в нору, а вспучившаяся от дождей река проносилась мимо окон с такой скоростью, что и подумать было страшно о том, чтобы плавать на лодке, Крот опять вернулся к мыслям об одиноком сером Барсуке, что живёт отшельником в чаще Дикого леса.
Зимой Крыс ложился рано и вставал поздно, а то короткое время, что не спал, сочинял стихи или занимался домашним хозяйством. Разумеется, к ним часто заглядывали другие зверушки, чтобы поболтать, рассказать что-нибудь забавное, вспомнить радости прошедшего лета.
Сейчас, оглядываясь назад, лето можно было читать словно книгу с многочисленными и красочными иллюстрациями. На берегу реки разворачивался настоящий карнавал, участники которого по очереди сменяли друг друга. Шествие возглавлял пурпурный вербейник, потряхивая роскошными кудрями и вглядываясь в зеркало реки, откуда ему улыбалось собственное отражение. От вербейника не отставал иван-чай, нежный и задумчивый, словно розовое облако на закате. Окопник, поигрывая красно-белыми цветами, полз вперёд, чтобы занять своё место в процессии, и, наконец, однажды утром, когда на сцену робко вышел застенчивый шиповник, всем стало понятно, что наступил долгожданный июнь. Казалось, его приход возвестили величавыми аккордами струнные инструменты, перед тем как заиграть гавот[3].
Но все ждали ещё какого-то героя: пастушка, который будет резвиться с нимфами; рыцаря, по которому вздыхают дамы, глядя в окно; принца, который поцелуем разбудит спящую принцессу по имени Лето. И лишь тогда, когда весёлая душистая таволга в янтарном наряде милостиво заняла своё место в общей группе, летнее представление началось.
Ах что это было за представление! Сонные
Старинный французский танец, первоначально – народный хороводный.